Некоторые истории хороши сами по себе: они радостно выставляют все свои достоинства и с упоением блестят всеми гранями, как ты их не рассказывай, хоть даже и не расставляя знаков препинания или вовсе спотыкаясь языком о согласные буквы; их можно прилагать к любым людям, местам и социальным группам, и они всё равно хороши. А иные же очень привыкают к местам, в которых они происходили, и при попытках оторвать их оттуда, начинают жалобно хныкать и сучить ножками. И именно из разряда таких историй та, которую я вам сегодня расскажу.
Произошла эта история в одной из военно-морских баз, которую даже постеснялись назвать городом, когда раздавали это гордое название всем базам Мурманской области, и назвали её «посёлок Оленья Губа». Состоит он из двух улиц, и населяло его от тысячи до двух тысяч человек в разное время, включая матросов срочной службы, в соотношении мужчины/женщины 70 на 30 процентов, примерно. Вот вам вся Оленья Губа на одной фотографии:
(фотография нагуглена мной в интернете)
Я уже рассказывал, что мы как-то застряли там на несколько месяцев - сначала производили какие-то мелкие ремонтные работы, а потом нас штаб «наказал» за разгильдяйство и труп селёдки в трюме, оставив там ещё на месяц устранять замечания. Никогда ни до ни после этого я не помню такой всеобщей радости и ликования с подбрасыванием вверх головных уборов от того, что тебя наказали (причём шапку готов был кидать и заместитель командира дивизии, назовём его условно Кунгаровым, которого оставили с нами старшим, чтоб он показал нам, почём фунт лиха по нынешнему, рухнувшему в тартарары курсу доллара). Хотя, откровенно говоря, скучновато там было - из всех изученных на тот момент цивилизацией развлечений в посёлке был известен только тот, который связан с употреблением внутрь спиртосодержащих жидкостей, приобретавшихся в двух магазинчиках, которые по нашим требованиям перешли временно на круглосуточный режим работы, и одном баре. Ну как в баре? Название для этого заведение, конечно, слишком громкое – это была предположительно трёхкомнатная квартира на первом этаже, в которой снесли все перегородки, поставили две колонки, два ящика водки, восемь ящиков пива, три бутылки шампанского, мешок арахиса и нарисовали на двери вывеску «Bar» с кривым бокалом. Мы его называли ковбойским. Ну потому что мы как бы ковбои, а дальше сами додумывайте. А ещё к нам в экипаж перевели Серёгу, он малозначителен в этой истории, но я про него тоже расскажу.
Серёга был старшим лейтенантом, и его перевели к нам в ракетную часть с какого-то надводного крейсера для того, чтобы уволить с флота. В чём была проблема уволить его с надводного корабля, я точно не помню, но то ли командир наш кому-то услугу оказал, то ли ещё чего, но Серёга пришёл к нам в экипаж именно в Оленьей с чемоданом и твёрдым решением уволиться в запас. Хитрый ход со стороны его начальства, стоит заметить!
- Я буду увольняться! – решительно заявил Серёга, хмуря брови от страха перед Сан Сеичем.
- Да мне похуй, у меня ракетчиков как говна за баней! Но вот тебе зачётный лист на допуск к самостоятельному управлению, или живи на пирсе. Дуралекс сед лекс, у нас на подводных лодках, товарищ не подводник!
- А можно покурить с вами? – подошёл к нам Серёга на пирсе после этого.
- Отчего же нельзя, кури солдат, мы добрые!
- Ага, и командир у вас такой добрый, я в шоке прямо до самых кончиков ногтей!
- А с чего ты сделал такие правильные выводы?
- Ну я ему сказал, мол, служить не хочу, буду увольняться, а он - да велкам, какие траблы вообще!
- Ну правильно, у нас ракетчиков как говна за баней, чего горевать-то?
- Ага, вот именно так он и сказал!
- Ну дык так и есть потомушта. Только ты ракетчикам это не говори, а то они у нас с тонкой душевной организацией все как на подбор, могут и рожу набить.
- Кому?
- Дедушке Фому! Ну не командиру же, Серёга, или механикам - понятно, что тебе!
Серёга очень быстро освоился в экипаже и начал влюбляться в подводную службу быстрее, чем подросток в сиськи Памелы Андерсон, посмотрев первую серию «Спасателей Малибу». И это было совсем не удивительно. Его восхищало всё абсолютно: и как у нас всё уютно и нет решёток, за которыми нужно сидеть, и не нужно носить военную форму, а можно ходить в РБ, футболках и тапочках, прямо как в санатории на лечении, и все такие дружные, и даже механики его не чморят, а угощают чаем и сигаретами, на рыбалку можно ходить, за грибами, и отпускают на берег, когда захочешь, если ты не стоишь на вахте, и для этого даже не нужно испрашивать разрешения у помощника командира. Первый раз, говорил Серёга, офицером себя почувствовал с тех пор, как училище закончил. А тут ещё ему сказали, что капитана дадут, по возрасту-то он давно уже переходил, а должностей старлейских на лодке-то и нет.
- Да нахуй мне увольняться! – горячился Серёга на очередных посиделках. - Да я там арсеналом заведовал, за решёткой с тремя замками службу нёс, с корабля два раза в месяц сходил при самом удачном раскладе!!! А тут! А у вас! Да я! Да вы! Да ё!
Сначала хотели дать ему кличку Клинт Иствуд (ну из-за арсенала), но потом подумали, что «Серёга» для него и есть самая подходящая кличка. У некоторых людей, если вы замечали, родители очень удачно угадывают с именами. Бывает, например, Вася, у которого кличка Енот, а бывает Вася такой Вася, что Вася и есть самая его лучшая кличка. Замечали же? Ну вот и я о чём.
И случился во время той стоянки День Рождения у Борисыча, не у того, который трюмный с топором, саночками и Чужими, а у того, который управленец, с которым мы вступали в ЛДПР. Как и трюмного Борисыча, Борисыча управленца любили все, включая бродячих собак, несмотря на то, что он носил запорожские усы (не, ну скажите мне честно, что такого должно произойти в жизни человека, чтоб он решил отпустить себе усы?) - был он необычайно добрым и привозил всё время из отпуска папиросы «Запорожские», которыми угощал всех налево и направо, и их так вкусно было курить с ним на пару, стоя на мостике чёрной ночью с чёрным кофе в кружке, что прямо вот палец бы отдал на руке, чтоб хоть раз повторить. Хотя курить вредно, и вы должны об этом чётко помнить.
Это не именно с того ДР фото, но все герои, которых я описывал и в этом рассказе, и в предыдущих, здесь есть.
Электрики подогнали Борисычу рыбы, интендант – тушёнки, механик – шила, и праздник начался не очень поздним вечерочком. Как водится, выпили за именинника, за родителей, за тех, кто в море и за дам, потом повторили за дам, ещё раз за дам и опять же за них и обнаружили, что дам-то и нет в компании. Да и душа, опять же, затребовала приключений на жопу, поэтому после недолгого оперативного совещания всего-то на три-четыре тоста, решили ехать в Гаджиево в «Морское собрание» для продолжения банкета, и чтоб лимон на стол порезали там наконец-то, ну офицеры же тут или кто?
- А ты, Михаил, больше не пьёшь! – подытожил Борисыч, накрыв Мишин стакан ладонью.
- С хуя ли гости понаехали? – Миша решал сделать ему вид, что он обиделся или нет.
- Ну а кто нас в Гаджиево повезёт на белой четвёрке? Так шта давай трезвей!
Ну посидели ещё полчасика, повыпивали, поглядели, как трезвеет грустный Миша, и решили, что пора выдвигаться.
- Товарищи офицеры! – объявил старший на банкете, то есть Борисыч. - Всем переодеваться в парадную форму и чистить зубы, сбор на пирсе через десять минут!
Вышли все в белых рубашках, тужурках и фуражках, только Серёга в тапочках с дырочками.
- Серёга. Ты охуел?
- Не, ну а чё? Они такие удобные, какая в жопу разница?
- Чё? Через плечо в ухе горячо! Шагом марш переодеваться в нормальные ботинки! Позор, сука, флота! Это же Морское Собрание!!!!
Бывал я потом уже в том собрании – банальнейший кабак, кроме названия – ничего величественного, не то что в тапочках – в трусах приходить можно было, но тогда-то офицеры этого не знали. И то, что они этого не знали и отправили Серёгу переобуваться, и решило дальнейшую судьбу вечера. Пока Серёга бегал, все начали жалеть вздыхающего Мишу с понурыми плечами – подводники они и так добрые, а пьяные так вообще, что ваш Дед Мороз; а тут боевой товарищ и лишается части удовольствия от получения алкогольной интоксикации просто из-за того, что ему не повезло обладать машиной.
- Несправедливо это, - решил Борисыч, - ну его, это собрание! Пошли в ковбойский бар! Дружба - она важнее собраний всяких! Да, брат?
- Дааааааа! – радостно заулыбался Миша, которому ну вот совсем не светило пилить до Гаджиева, сидеть с минералкой в кабаке до утра, потом грузить тела в машину и пилить обратно до Оленьей.
- Кхм, Кхм. Позвольте вмешаться! – вмешался помощник командира, который в отмечании участия не принимал, а просто вышел покурить.
- Тока быстро! – разрешил добрый и пьяный Борисыч.
- Сегодня в бар пошли командир с заместителем командира дивизии и пожелали настойчиво, чтоб там не было мичманов и младших офицеров!
Борисыч обвёл стремительно мутнеющим взглядом свою бригаду из шести (седьмой переобувался) абсолютно младших офицеров:
- Не понял. А кто тут младший? Тут в каво ни плюнь, сплошь уважаемые и ценные кадры, ну кроме Серёги, но Серёга с нами, значит можно!
- Не, да я –то что, я –то ничего! – хитрый помощник у нас был, да.
- Борисыч, - решил вступить и я, - а ещё вы вчера сильно повздорили с Кунгаровым, если помнишь, и как бы в конфронтации сейчас.
Я стоял дежурным по кораблю и, через это трагическое событие участия во всеобщем механическом веселье не принимал.
- Притормозил бы ты, Борисыч, а?
- Тормоза придумал трус! – Борисыч натянул мне пилотку на нос. - Береги тут наш крейсер не смыкая глаз, пока мы в отлучке, и не ссы!
- Есть не ссать!
- Справишься хоть без нас-то?
- Ой, всё, валите уже!
Вышел Серёга в ботинках и с пузырём:
- От ракетчиков просили передать!
- А чо так мало?
Серёга заморгал глазами:
- Пойти спросить?
- Нет – срочно разлить по стаканам! Спрямимся!
Спрямились и сильным противоторпедным зигзагом двинулись в бар. А в баре их встретила Аааахтмосфэра (именно так рассказывал Миша, единственный, который вернулся оттуда почти в сознании). Ахтмосфэра состояла в основном из стойкого запаха алкоголя и отплясывающих мичманских тел с родного корабля в сизых клубах табачного дыма под композицию «Донт спик» ВИА «Но доубт».
- Душевно-то как, да?! – проорал Борисыч в ухо Мише.
- Ну! Как у мамы в утробе!
И тут они почувствовали, что их кто-то сверлит, пока только глазами: в углу за столиком сидели, мрачные как волны на картине Айвазовского, командир и Кунгаров, а между ними, и это было самым поразительным видением в этом рассаднике порока, сидела женщина в красном платье до пят и красных перчатках чуть не до плеч. И удивительным было даже не то, что там сидела женщина: они в некотором количестве водились в Оленьей Губе и встречались в живой природе, но вот в красном платье в пол и перчатках можно ожидать увидеть женщину в театре города Санкт – Петербурга, например, или в Морском Собрании города Гаджиево (до тех пор, пока ты там не побывал), но никак не в этом вертепе, если вы понимаете, о чём я. Никто уже не помнит, как эта женщина выглядела вообще и была ли она привлекательной внешне или просто может работала библиотекарем и зашла пообщаться со старшими офицерами за поздний период творчества Пастернака, но вот красное платье и возбуждённые им события помнят все детально.
Компания с именинником уселась в другом углу бара и, заказав водки с арахисом, принялась срочно заливать смущение под хмурые взгляды командиров. - Слушай, - шептал Борисыч на ухо Мише, - они так хмурятся, что боюсь брови себе переломают! Надо их развеселить как-то! Ледяные пальцы нехорошего предчувствия пробежались крещендо по Мишиному позвоночнику, и короткий ёжик волос на голове попытался встать дыбом, а Миша, как вы помните, был не из робкого десятка.
- Борисыч, я тебя умоляю. Не- на- до.
- Слышь, а тётенька красная эта ничего такая, да, правда плохо видать отсюдова, надо бы сходить познакомиться, как думаешь?
- Я думаю, что когда поэты придумывали понятие «вселенская тоска», то они вот это вот моё состояние теперешнее имели в виду.
- А не ударить ли нам по шампаньскому вину для куража? Официант! Шампанского!
- Борисыч, здесь нет официантов.
- Знаю, но должен же я был это крикнуть, чтоб все видели, каков я гусар!
Принесли шампанского. Потом ещё. А потом зашёл Крис де Бург и начал петь песню про лунный свет и водку. Не, ну а кто бы устоял? Пусть тот первым бросит в меня камень, так я вам скажу.
Борисыч встал, решительно одёрнул полы тужурки, оттолкнул хватающие его руки и строевым шагом подошёл к командирскому столику. Там он щёлкнул каблуками и, ткнув в даму рукой таким жестом, как будто он втыкал ей кортик между глаз, так рявкнул «Рррррразрррррешити!» , что было видно, как у отцов-командиров затрепетали ресницы от ударной волны. Оторопь. Вот за что я люблю русский язык, так это за такие слова и комбинаторность. Очень хорошее и ёмкое слово, прямо нравится оно мне, и звучит как, а? И твёрдо, и вместе с тем звонко и сочно, никакое вам «замешательство» , «недоумение» или «растерянность» и рядом даже не стояли! Оторопели и капитаны первого ранга, и дама, и даже Крис немного споткнулся на слове стронг, и, естественно, у дамы не было шансов сказать нет, мол, я не танцую и вообще не одна, да ни у кого из вас не было бы такого шанса, уж поверьте. Сначала всё шло хорошо. Борисыч галантно держал даму за талию левой рукой, а правой вальсировал её ладонь, всё как положено.
И казалось бы, ну куда уже хуже? А оказалось, что вот сюда вот. Бармен, он же диджей зачем-то включил песню «Чао, бамбино!» группы «Кар-Мен», наверняка не планируя совершать диверсию и чисто из добрых побуждений, но тем не менее поднеся спичку к коктейлю из водки, шампанского, красного цвета и всепоглощающей любви подводников к прекрасному, в том числе и полу. Коктейль вспыхнул моментально и не позволил даме ретироваться. Борисыч решил угостить её стриптизом – гулять так гулять!
Вокруг оторопевшей женщины в красном случился вихрь из управленца первого дивизиона боевой части пять войсковой части сорок пять семьсот сорок один. Сначала улетел галстук в сторону охуевших (оторопь к тому моменту их уже отпустила) командиров, потом тужурка – куда-то в сторону выхода, потом рубашка с дождём пуговиц на пол, но даминому сознанию повезло, что под рубашкой была ещё военно-морская майка, которую Борисыч решил эффектно разорвать, но с первого раза не получилось, и он принялся за ботинки. Молча, не сговариваясь и совсем не в такт динамичной музыке, командиры надели фуражки, глубоко надвинули их на глаза, встали, подхватили даму под руки и спасли её от урагана страсти методом выноса наружу.
- Э! Ну вы чо, отцы! – орал им вслед Борисыч. - Только начали же веселье!
Утро было хмурым. По заливу плёлся туман, и сквозь его бока очень неуютно торчали в пространство остовы утонувших кораблей с другого берега. И тишина. Даже чайки не орали. После завтрака объявили приборку, и к Мише в отсек прибежал Борисыч.
- Миша, чо вчера было-то?! Расскажи, а!
Миша мужественно боролся со вчерашним «хорошо», и рассказывать ему было лень, тем более, что тут же надо было бы махать руками, кричать и подпрыгивать, а это было чревато взрывом черепной коробки:
- Ай, да всё нормально было, Борисыч. Чо такова-то?
- Не, ну совсем пиздец, да? Позор на всю жизнь и карьера коню под хвост?
И тут Миша изрёк фразу, от философской глубины которой Марианская впадина впала в депрессию на тринадцать дней:
- Зато будет что вспомнить!
- Миииишааа!!! Так я ни-че-го не помню!!!
А в центральный, где сидел хмурый командир, зашёл хмурый Кунгаров. Он прицелился взглядом сначала в меня, потом в Антоныча, потом в дежурного трюмного, но так как никого из нас вчера на мероприятии не было, то прицелился он вхолостую.
- А вот раньше, - сказал он, плюхаясь в кресло сбоку от командира, - младшие офицеры слушались старших и отдых им не портили! Да, Антоныч?
- Да то оно да, но раньше в реке и рыба такая водилась, что без трусов и не зайдёшь!
- Всё с вами ясно! Ну что, Сан Сеич, а не затеять ли нам приборку по-взрослому?
- А отчего бы и не затеять? Дежурный, стройте экипаж на пирсе, форма одежды – рабочая.
- Так, финисты мои, жаль что не соколы! – расхаживал командир перед строем на пирсе, в то время как Кунгаров расхаживал перед механиками. - Объявляю большую приборку! С девяти ноль-ноль и пока не заебётесь! Потому что, смотрю я, энергии у вас через край…
- Особенно у механиков! – вставил Кунгаров.
- … и выплеснуть вам её решительно некуда! Поэтому. Получаем у инденданта мыло, ветошь и начинаем всё драить так, как будто в последний бой собираемся! А потом, когда вы заебётесь и начнёте хныкать, мы с товарищем заместителем командира дивизии наденем белые перчатки и пойдём по отсекам! И не дай чёрт где-нибудь мы их запачкаем! Пизда тогда вам будет, товарищи герои невидимого фронта! Но не та, которая женский половой орган, а та, которая военно-морская! С кровью, мозолями и ручьями пота даже из тех мест, которые не потеют у обычных людей и дисциплинированных военнослужащих! Я не спрашиваю, есть ли у вас вопросы. Почему? Потому, что у вас их нет!
Командир подошёл к Кунгарову, который стоял напротив Борисыча:
- Будет что добавить?
Борисыч всем своим видом показывал, что осознаёт всю глубину своей вины, он даже пытался покраснеть.
- И танцор из тебя, кстати, хуёвый! – ткнул Кунгуров пальцем в Борисыча.
- Тащ капитан первого ранга, прошу разрешения! Это же комплимент Вы сейчас сказали! – не выдержал механик.
- Что? Почему?
- Ну …это…как бы…
- А! Точно! Хороший из тебя танцор! Хо-ро-ший! Вот так вот. Нечего мне больше добавить! Чао, бамбино!
- Вольно! Разойдись! - скомандовал командир, и они вдвоём двинулись надевать перчатки.
Нет, всё-таки мне определённо повезло в тот раз, что я стоял дежурным по кораблю!
Миша обещал мне в субботу выслать фотографию с того самого дня рождения, и я добавлю её в рассказ, а чтоб он не забыл, давайте я, может, телефон его вам напишу, и мы все позвоним ему? Вот он удивится…