Просыпаться ещё меньше интересно, чем засыпать. Обычно мама сопровождает меня до кухни, где мы сидя просыпаемся, а тут она отвлеклась на черепаху и я в стенку врезалась. Обиделась, но всё равно не проснулась. Папа вышел из ванны в пене для бритья в пол-лица и начал, как ни в чём не бывало собираться, всегда говорит, так хотелось прийти на работу. Я смеялась до полного просыпания. Мама махала на него полотенцем зачем-то.

Она каждое утро, провожая, говорит, что любит меня. Я и так это знаю, но если она перестанет говорить, будет хуже.

С утра мы вспомнили, что забыли набрать природного материала на урок труда. Заехали с папой в палисадник у булочной. Собирали листья, травинки, шишечки. Вдруг на нас напали голуби, может даже тысяча. Я чуть-чуть испугалась, а папа сказал, чтобы я их ловила и собирала перья, тоже, мол, пригодиться на природный материал. А парочку, говорит, зажарим. Я от смеха чуть собачью какашку не подобрала. За работу, кстати, мне поставили пять с красивым плюсом.

А мне нравится стоять в пробках из автомобилей, можно спокойно поговорить про то, что хвастаться не честно. Ещё я выдвинула теорию, что бомжи очень умные. Они раскладывают свою ярмарку у рынка только по выходным, а в будни нет, потому что в выходные людям делать нечего и они что-нибудь покупают. Папа сказал, что я логично мыслю, и мне это поможет в жизни. А в любви, спрашиваю? Он смеялся, а потом ругался, что не в ту полосу встал. Но так и не ответил.

Слушали Растеряева, я подпевала про комбайнеров, только папа просил ругательные слова заменять чем-то.

Чтобы не толкаться на стоянке у гимназии мы паркуемся заранее и недолго идём пешком. У дворца творчества нас встречает сплетённый из прутьев олень и, проходя мимо, папа опять начинает говорить от его имени и, как ему кажется, голосом оленя: «Девочка Варя, веди себя скромно, никогда не списывай и за обедом не роняй ничего на пол. А ты мужик никогда не изображай на улице оленя». Я смеюсь в сотый раз над одним и тем же. Это называется традиция. Папа прячет мою руку полностью к себе в кулак и спрашивает, не замёрзли у меня коленки. Я всегда говорю, что нет, что ты, совсем нет. Но я точно знаю, что он знает, что это не совсем так, но гордится моим ответом. Мама говорит, что колготки, чем красивее, тем не практичнее.

В школе папа дежурно шутит, умоляя получить хоть захудалую двойку. Я смеюсь ещё и от того, что точно знаю, что у меня не получится. На перемене получила смс-загадку: четыре спички, две косички, двести двадцать две реснички. Отсмеялась и разгадала. Точнее сначала разгадала.

После школы я спрашиваю у папы как у него дела, он говорит, что всё прекрасно, пока я так спрашиваю. Ничего не поняла, но было приятно. Уроки делаю легко, но волнуюсь, неохота быть дурочкой. Придумала фокус с салфеткой и зубочисткой. Папа хохотал так, что пропустил важный звонок. Но это не важно, говорит. Я, конечно, догадалась, что он разгадал фокус, но это тоже не важно. Вообще не понятно, что тогда вообще важно.

Когда-то давным-давно, в прошлом году мышка Нора всегда оставляла мне на складе в укромном уголке сюрпризики, особенно блокноты я любила. А я ей сыр носила. Пошла папе сказать, что Нора давно не появлялась. Он говорит, глядя в глаза сильно, дочь, ведь ты уже взрослая. Я ему очень серьёзно ответила – нет.

Гуляла с друзьями на детской площадке, нашли мёртвую птичку. Никто не хотел её хоронить, я тоже не хотела, но мне пришлось, потому что никто больше не понимал, что надо.

После работы мама отправила нас покупать балетки, наказала купить 35 размер, а мы хотели изящный 33. Пошли на компромисс, взяли 34. Заодно и разобрались, что такое компромисс. Попутно рассуждали о русском рэпе. Я его не понимаю, но мне нравится, а папа его не понимает и ему не нравится. Кто-то из нас странный.

По дороге домой, я рассказывала, что когда выбирали представителей из класса в совет школы, я просто не успела поднять руку, потому что объясняла Андрею, что он сильно воображает. А потом ко мне подходили одноклассники и очень жалели, что меня не выбрали, потому что по их словам, я могу всё объяснить, а потом из этого сделать интересно. Рассказывая, старалась изо всех сил не хвастаться.

Пока мама на собрании в школе слушала про меня всю живительную правду, папа приготовил ужин, естественно из жареной картошки. Это значит, что у него хорошее настроение. Ещё сделал два салата и сварил два яйца. Салаты ничем не отличаются, но он их назвал заячья радость и заячья гордость. Просто один со сметаной(для меня) другой с майонезом(для себя). Мама может есть оба. Яйца разрезал пополам, это старался, значит. Спрашивает, почему никто не ест бракованные яйца. Мы с мамой думали-думали так и не придумали – почему бракованные. Оказывается, потому что в них не влезала иголка, на конце которой кощеева смерть. Я долго не могла жевать от хохота, а мама опять махала на него полотенцем, но уже влюблёно. Мне очень нравиться на такое смотреть, но пришлось спросить: А как люди могут говорить, что у них скулы свело, если у них скулы свело?

Теперь папа хохотал. Видимо, его очередь.

Расчёсывая перед сном, он объяснял про чёрный юмор, сопровождая лекцию чтением детских стишков-страшилок. Очень весело, будет, чем в школе поделиться. Мама сказала странную фразу, что, мол, не надо ребёнка веселить.

Пока он читал свою любимую книжку, я разложила на нём полотенце, а мама поставила туда блюдце с дольками персика. В перерыве между главами, я сказала: А всё-таки ты очень удобный. Он перестал читать про Маленького Принца, жалко, что автора не выговорить, но думаю, что это очень хорошая книжка, раз папа пошёл спать такой счастливый. Я несильно расстроилась, потому что мама, как обычно сделала мне уютик, подоткнув одеяло везде, даже под попу. Я обняла плюшевого Мухтара, и уже во сне подумала: как хорошо, что у меня на обоях бабочки. Они безопасны.

А лучше всего то, что мне завтра уже двенадцать лет.
Или всего.
Или сегодня…