После того, как Советский Союз вывел свой ограниченный контингент войск из Афганистана, потери личного состава на территории этой республики прекратились. Чтобы подвести итог боевых действий Сороковой Армии, офицер Береснев Эдуард Викторович (с группой товарищей) создал Книгу Памяти. В данном документе в хронологическом порядке указаны все безвозвратные потери ВС и различных гражданских министерств и ведомств СССР в ДРА за 1979-1989 года. Максимально точно указаны даты гибели, обстоятельства гибели и место гибели советских военнослужащих, гражданских служащих и специалистов. 

       Приведу выдержку из Книги Памяти. Возьму первые пять дней 1984-го года. Это год, про который я рассказываю в повести «Руха». Данной выдержкой я проиллюстрирую суть происходящих в Афганистане событий, случившихся в 1984-ом году. Фамилии, имена и отчества военнослужащих, погибших не в боевой обстановке я умышленно сокращу до инициалов (до трёх заглавных букв). Я не имею намерений дискредитировать кого бы то ни было. Я хочу продемонстрировать чудовищные последствия разгильдяйства и нарушения инструкций.
       За первые 5 дней нового года погибло 20 человек. Из них всего 5 человек погибли в бою. Ещё два человека умерли от болезней. 8 человек расстались с жизнью по причинам небоевых потерь. Перечислю эти причины. Все остальные случаи гибели наших военнослужащих я опущу. Вы можете найти эту информацию в книге Береснева Эдуарда Викторовича. А нас сейчас интересуют только 8 случаев небоевых потерь. Перечисляю:
1984 год Январь
1 января
1. рядовой П.А.А - 1-я тр тб 191-го омсп
умер в результате отравления ядовитой жидкостью на сторожевом посту на полигоне части в районе кишлака Паджак провинции Газни 2. прапорщик Д.И.С. - начальник склада ГСМ 2-го тпб 276-й отпбр
трагически погиб в результате происшествия на командном пункте батальона в районе г. Пули-Хумри провинции Баглан

3. капитан милиции Н.Р.А - советник МВД
4. капитан милиции М.Н - переводчик советника МВД
погибли в результате неосторожного обращения с боеприпасами при попытке устроить салют в честь Нового Года в г. Кандагар

2 января
5. гвардии рядовой В.Н.А. - 350-й гв. пдп 103-й гв. вдд
убит сослуживцем в результате неуставных отношений на сторожевом посту в провинции Кабул

3 января
6. рядовой М.А.К
ранен в результате неосторожного обращения с оружием и умер в госпитале
4 января
7. майор Г.О.П - старший офицер оперативного отдела Полевого Управления 40-й общевойсковой армии
погиб в результате несчастного случая на аэродроме Газни 5 января
8. рядовой С.Г.Л. - 344-й обато ВВС
погиб в результате неосторожного обращения с оружием

       За 5 дней 8 военнослужащих погибли в результате событий, которые могут произойти только с человеком, находящимся в состоянии искаженного сознания. Либо это сознание искажено вспышкой гнева, либо приступом страха. Либо военнослужащий исказил себе сознание путём потребления психотропных веществ, приурочив данное потребление к приближению праздничных событий. Например, к наступлению нового года. Или к заступлению в наряд на КПП-1 (я объясню в чём тут «праздник»). Важно то, что в состоянии искаженного сознания человек начинает совершать поступки, связанные с нарушением разнообразных инструкций. Инструкций по технике безопасности, инструкций по использованию всяких механизмов, приспособлений, приборов и материалов. Эти инструкции придуманы и написаны не зря. Нарушать их нельзя, ибо возникнет риск для здоровья и жизни. Однако, военные, принявшие внутрь себя специальные вещества, забывают о важности инструкций. Военные употребляют запрещенные в армии вещества и начинают вытворять всякую дурь. Из-за такого поведения военных слово «дурь» превратилось в название целой группы веществ, способных изменить психику военного.
       События, о которых я сейчас расскажу, очень красноречиво проиллюстрируют что это за вещества, которые называют словом «дурь» и какие поступки военных следует называть словом «дурь». События эти произошли в н/п Руха в декабре 1984-го года.
       После завтрака мы помыли свои котелки в Гуватке, притопали в расположение. Сытые и довольные. Чтобы рожа у солдата не опухла от счастья, начальство поставило нас в известность о том, что рота переходит в режим подготовки к заступлению в наряд. Развод производится в 17 ноль-нуль, так что херачте, товарищи солдаты, черной ваксой сапоги, белой подшивой воротнички, отутюживайте утюгом обмундирование и вообще. Готовьтесь. И сделаетесь готовыми.
       В этот раз меня назначили в наряд на КПП-1. На разводе бойцы, заступающие на КПП-1, обычно стоят с грудой старых шинелей, переброшенных через руку. Держат под мышками цинки с патронами, ящики с сигнальными ракетами, дымами, огнями и с осколочными гранатами. На каждом разводе повторяется одна и та же картина. Офицер, ответственный за проведение развода, каждый раз спрашивает: - «Это что за цыганский табор?» Ему отвечают: - «Это КПП-1». Офицер говорит: - «У-у-у-у, ну зашибись». Или «А-а-а-а, ну то хрен с ним». На том все остаются довольны друг другом. Потому что КПП-1 находится на отшибе. Там всегда ведутся по ночам какие-то немыслимые боевые действия. Там всегда по ночам стрельба и швыряние гранатами. Поэтому на разводе офицер с пониманием относится к тому, что наряд на КПП-1 взял с собой много боеприпасов. И шинели с цыганским табором для утепления.
       Именно поэтому мне на разводе офицер сказал: - «А-а-а-а, ну то хрен с ним».
       Через пять минут после окончания фразы «А-а-а-а, ну то хрен с ним» я уже подходил к шлагбауму, торчащему возле будки КПП-1.

       Заступить в наряд сюда считалось у солдат блатным местом. Потому что сдавать наряд следующей смене просто и легко. Хренля там! Не разламывай шлагбаума во время несения службы и умудрись не нагадить в караульной будке. И всё. Вся премудрость. Больше там испортить нечего.
       Ночью может стать немного страшно, потому что по определению КПП-1 находится на самом отшибе от основных сил полка. Это ворота в часть.
       Для понимания солдатской логики давайте сравним наряд на КПП-1 и Пост №1 в карауле. Пост №1 расположен возле самой большой святыни части, Пост №1 охраняет Знамя Полка. Этот пост не может оказаться на отшибе части, он должен быть в самой середине части. А КПП-1 по определению не может быть в середине части. Только с краю, на въезде в часть. Если мы с вами понимаем это, то давайте попытаемся представить, что нормальному пацану больше понравится - стоять на посту №1 в центре части в штабе навытяжку в парадной форме, на глазах у всех офицеров. Или сидеть на берегу речки Гуват в старой шинели возле будки со шлагбаумом и понимать, что никто из офицеров сюда не пойдёт. Во-первых, далеко шагать. Во-вторых, опасно. В Рухе всё же бывают мины и обстрелы. В-третьих, да ну его нафиг куда-то шляться! Делать что ли больше нечего?
       В общем, мне в кои-то веки повезло. У меня наметился маленький «отпуск» на отшибе части. Всего-то на сутки «отпуск», однако, для солдата и это праздник.
       По окончании развода я пришлёпал в будку КПП, кинул четыре шинели на нары. Ночью мы будем ими укрываться потому что ночью будет холодно. Кинул я шинели, засунул руки в карманы штанов, открыл рот потому что собрался сладенько зевнуть. Однако, передо мной возник Кандер.
- Так, Касиян. Иди в мой взвод. Подойди к Бабаеву. Скажи, что он знает, что там для меня. Он даст. А мы пока на продсклад метнёмся. Там с нашего взвода пацан заступил на пост. Мы у него хавчика на вечерок затарим.
       Я закрыл рот. Первое желание у меня возникло – перечить Кандеру. Чего это он распоряжается моими поступками? Припахать меня что ли решил? Потом я подумал, что, действительно, пускай они все сходят на продсклад и принесут еды. Побольше-побольше! Я очень люблю повеселиться, особливо – пожрать. А ещё я подумал, что сделать разделение труда - это по справедливости. Тем более, что скоро стемнеет. То, что по светлому можно сделать легко и непринуждённо (сходить и взять), то с наступлением темноты превратится в цепочку драматических событий. Надо будет щемиться сквозь мрак, спотыкаться, падать, разбивать себе нос. Лучше уж устроить все приготовления до наступления темноты. В общем, не стал я перечить Кандеру, потопал к Бабаеву.
       Пошел я в расположение нашей роты, в четвёртый взвод. По пути я пытался представить, что именно Бабаев приготовил для Кондрашина. Бабаев - водитель и притом дембель. Если добавить сюда факт, что водка в Афганистане стоит очень дорого. То можно прийти к одному-единственному выводу: Бабаев приготовил для Кондрашина шахматы. Скорее всего именно их.
       Пришагал я в Четвёртый взвод, по светлому (времени суток). Захожу. Вижу Бабаева. Он снял сапоги, развалился на нарах поверх одеяла. Красуется в неуставных вязанных шерстяных носках вызывающего наглого пёстрого цвета. Причесанный, подшитый, аккуратный такой. Смотришь на него и понимаешь: этот человек для Кандрашина может приготовить, действительно, только шахматы.
- Для Кандера есть чё? – Это я Бабаеву.
       Бабаев молча поднялся в сидячее положение, вынул из кармана брюк «шахматы», протянул мне. Всё произошло очень быстро и лаконично. Так бывает только в Армии.
       Когда я пришагал с «шахматами» на КПП-1, то пацаны с продсклада ещё не вернулись. Только Вовка Драч хлопотал вокруг печки-буржуйки. Я растворил дверь, вошел внутрь. В буржуйке по-домашнему потрескивал каменный уголь.
- Давай. – Вовка протянул мне ладошку.

       А-а-а-а! Дык они все тут шахматисты! У них все ходы записаны! Поэтому все всё знают!
Я отдал принесенный ингредиент, взял пулемёт, вышел на улицу. Начинало темнеть. Мы все уже знаем, что от начала потемнения до полной жопы проходит три минуты. Не больше. Пойду-ка я на пост.
       Под стеной КППшной будки на земле валялась сидушка от подбитого «Камаза». С пружинами, с поролоном, почти без дырок в дерматиновом покрытии. Я уселся на эту сидушку, положил поперёк коленей пулемёт, полез за сигаретами. Ну, скажите на милость, разве на посту №1 в штабе посидишь вот так с бычком в зубах, на мягкой сидушке, привалившись спиной к стенке? Там за такое отчпокают и фамилию не спросят. А здесь сиди - кури. Трошки опасно, что на отшибе. Душманы могут напасть с нехорошими намерениями. Но, для этого у меня с собой пулемёт. Главное не спать, чтобы не застали врасплох. Как там Бахрам поёт: - «…если хочешь есть варенье, хлебалом муха не лавай».
       Я сидел, смотрел на речку Гуват. Созерцал как она разливается по обточенным круглым камням. Слушал, как журчит. Курил, ни о чем не думал.
       Скрипнула дверь караулки.
- Ну ты чё? Не будешь что ли? – Это Вовка высунулся красной круглой мордой, распаренной от печки. Он выглянул из дверного проёма ко мне за угол будки.
- Буду. – Я встал, щелчком запустил окурок в Гуват, двинул в караулку. Сейчас узнаем, что я там буду или не буду.
       В полумраке караульной будки устроен импровизированный столик. Он сколочен из досок от снарядных ящиков. На столике мерцает дрожащим огоньком керосиновая лампа. Рядом с лампой лежат два только что сформированных косяка. Один длинный, другой покороче.
- Ну давай! – Вовка от нетерпения аж приплясывал вокруг косяков.
- А как же пацаны? Они ещё не пришли.
- Да мы маленький потянем. Им оставим большой. – Вовка потирал ладони, приседал вокруг стола, чуть ли не танцевал джигу. Ему не терпелось.        Что я мог сказать ему в такой позе? Только одно: - «Ну ладно, убедил».
       Я сказал.
       Мы взяли со стола короткий косяк. Чиркнули спичкой, распыхкали. Только сделали по паре тяг, как дверь открылась и в будку ввалились Кандер с Манчинским. Оба загружены консервными банками что называется «по плешку». Банки у них были напиханы повсюду: в карманах, за пазухами, за ремнями … блин, только на ушах не висели банки. Даже в руках пацаны держали какие-то большие пятилитровые блестящие сосуды. Короче, чуваки затарились по-настоящему.
- А-а-а-а, уроды! Вы хер нас подождали, гандоны!
- Да не! А чё! – Вовка подскочил из-за стола. – Мы вам вона какой длинный оставили!
- Бля, пидарасы, всё равно. – Кандер с обиженной рожей презрительно смотрел на Вовку.
- Да на! На! Хренля ты расплакался! – Вовка подпрыгнул к Кандеру, засунул ему в рот косяк, угольком вверх.
- Гандоны! Пых-пых! – Кандер запыхкал косяком. Как стоял с консервными банками за пазухой, в карманах и в руках… с банками чуть ли не на ушах, вот так и запыхкал.
       Потом попыхкал Манчинский. Кандер уже, таки, скинул со своих «ушей» банки на топчан. Косяк запустили по кругу. Потом оказалось, что все уже накурились. А косяк ещё не кончился. Косяк был толстый, был плотно забит. Такой, ядрёный, слонобойный косяк. Как всё это скурить? Это уже через край.
- Ут, бля! Крепкий какой! – Кандер передал косяк Вовке. – Просто термоядерный какой-то. Ты туда табак клал или из одних кропалей на голом чистагане захренячил?
- Клал-клал. Всё нормально сделал. Не дурнее паровоза. – Вовка сделал тягу. Передал косяк мне. – Они просто сделали эту шмаль из самомго ядрёного, самого файного, самого охеренного, самого кайфного, самого забористого…
- Вова? Тебя заклинило? Зацепило уже штоли?
- Ага-а-а-а… Ништя-а-а-ак…
       Я потянул дым из косяка. Дым был гадкий, очень резкий. Мне свело спазмом верхние дыхательные пути. Паскудство отвратительное! Жалко, что я не могу бросить на пол эту гадость. Если брошу, то пацаны посчитают меня слабаком, ботаником. Я передал косяк Манчинскому. Не хочу, хватит на сегодня самоистязания.
       Не то чтобы я знал норму по курению косяков или не знал норму. Не знал я никакой нормы. Я и курить-то не хотел. После госпиталя у меня предубеждение насчет чарза. Однако в таких условиях, как сегодня, я не мог сказать пацанам, что мне широта их души не интересна. Пацаны собираются поделиться по-братски. Вовка и Кандер из четвёртого взвода. Манчинский из третьего, а я из второго. Вовка с Кандером ко мне и Манчинскому относятся как к братанам: всё поровну, включая «самое дорогое». Взамен ничего не просят, даже не намекают. А тут я такой Песталоцци возьму и выступлю: – «Идите в пень, дорогие товарищи. «Мене» ваш фетиш не совсем понятен. Я из другого теста сделан, я из другого болота родом». Я решил, что не надо так делать. Не надо пытаться поставить себя выше товарищей, не надо плевать им в лицо. Они же от всей души. Они думают, что я такой же, как они. Сказать им что они ошиблись? Не скажу я такого. Мне с ними завтра в горы шагать по ржавым минам.
       Косяк докурили, «пяточку» бросили в топку буржуйки на раскалённые угли. Потом покурили по простой «Донской» сигарете. Потом решили делать праздничный салют. На улице уже плотно стемнело. Пришла пора что-нибудь поджигать, запускать и взрывать. В темноте взрывы и пожары будут выглядеть убедительней. Теперь понятно почему на КПП-1 каждую ночь раздаётся безудержная стрельба? Мне понятно. Такие же «шахматисты» как мы, с наступлением темноты желают салюта и зрелищ.
       Для начала салюта мы кинули в речку Гуват посадочный огонь зелёного цвета. Огонь упал в воду, вода начала бурлить крупными зелёными пузырями. Получился небольшой зелёный гейзер. Он дымил, шипел, пердел и булькал. Мы прыгали на берегу и визжали от поросячьего восторга. Действие зелёного посадочного огня в ночной речке Гуват нами было оценено на отметку «зашибись».
       Потом мы бахнули в речку сигнальной ракетой. Ракета подняла кучу брызг, поскакала по округлым камням в сторону Панджшера. Это было оценено на оценку «зашибись-презашибись». Нам немедленно захотелось сделать ещё одно «зашибись-презашибись» и мы долбанули в реку осветительной ракетой. От такого восторга, который на нас навалился, нам пришлось не только визжать, но ещё и хрюкать.
       Потом мы прохрюкались, кинули в воду оранжевый дым. Дым шипел, свистел и булькал, но света не давал. В темноте дым не сделал нам интересного впечатления. Его было плохо видно. Он казался черным, а не оранжевым. Нам не понравилось действие дыма. Дыму в ночи мы поставили оценку «нихрена не зашибись». После такой низкой оценки мы решили, что дымы, это ну его нахер. Отодвинули ящик с дымами в сторону. Весьма и весьма непредусмотрительно.
       После проведённого на свежем воздухе «салюта» нас пробило на жрачку. Пацаны потопали в караульную будку чтобы посвятить себя приготовлению продуктов питания. А меня оставили на посту.
       Сначала я посидел на сидушке. Потом послонялся вокруг будки. Потом подумал о том, что у меня чешутся руки. А потом мне под ноги подвернулся ящик с неинтересными дымами.
       Дуракам очень вредно для здоровья находить пиротехнику. Обкуренным дуракам втройне. Но, я тогда ещё этого не знал. Я подумал, что мне сильно повезло с этим ящиком. Потом я напрягся, чтобы применить изобретательность и смекалку к неинтересным дымам. Я напряг в темноте ум (на самом деле не ум, а дурь). Принял решение пойти, подъегорить часового.
       Теперь должно стать понятным почему переданный Бабаевым ингредиент называют словом дурь. Попытаться подъегорить часового – это несусветная, редкостная дурь! Никогда не пытайся подъегорить часового! Такие твои действия будут расценены законом как нападение на пост. Часовой ОБЯЗАН стрелять на поражение без предупреждения. Если у часового закончатся патроны, а ты ещё будешь дрыгаться, то часовой обязан умело действовать штыком и прикладом. Так в Уставе написано! А ещё в Уставе написано, что часовой защищен законом. Он – лицо неприкосновенное. Если он тебя застрелит, то ему будет поощрение. Поэтому часовой на посту – это самый опасный зверь в нашей берлоге. Всё заточено под то, что если ты, негодяй, напал на пост, то живым тебе не уйти. А если, ты набухался или обкурился, то это не может служить оправданием твоих действий. Наоборот, это будет расценено как обстоятельство, отягчающее твою вину. Поэтому, прежде чем что-то сделать, ты подумай - зачем ты ЭТО делаешь? Из-за того, что ты обкурился? Дык не кури больше никогда!
       Это я теперь такой умный. А в ту ночь дурь навалилась на меня. Я взял из ящика с дымами одну единицу пиропатрона, покрутил её в руках и придумал шикарный план. Я решил, что сейчас закину эту хрень на пост. На продсклад. Из пиропатрона пойдёт дым. Он будет казаться черным. Часовой подумает, что это пожар, начнёт предпринимать весёлые действия, а у меня настанет время поржать. С-с-с-сука, какая невероятная Ниагара тупости низвергалась на меня! «Весёлые действия» часового – это он сейчас начнёт меня убивать!
       Продсклад от КПП-1 расположен через Гуватку метрах в пятидесяти. На небольшой возвышенности. Я подкрался к посту. Сдёрнул кольцо у пиропатрона, кинул пиропатрон за колючую проволоку.
       Этот пиропатрон оказался не дым. Это оказался огонь.
       Красный посадочный огонь прилетел в кучу просроченных вздутых консервных банок. Банки валялись горкой на улице. Они пришли в негодность на складе, раздулись. Их вынесли из помещения и бросили кучкой под забором. В эту кучку банок залетел мой красный огонь.
       Струя огня из пиропатрона шипела и нагревала банки. Они очень быстро нагрелись и начали взрываться. Сам по себе разрыв банки не мощный. Банка - это не граната. Однако, молодой солдат, который стоял на посту, напугался. Он подумал, что по его посту разрывными пулями стреляют душманы. Часовой залёг и открыл огонь в темноту. Если бы пост не находился на возвышенности, то часовой непременно меня убил бы. Но, пост оказался выше меня. Получилось так, что я оказался как бы в окопе. Часовой залёг, стреляет, а пули летят на метр выше меня. Я заржал, повалился землю. Катаюсь по земле - ржу. Логичное занятие для обкуренного идиота. Это идиотский поступок – ржать, когда в тебя стреляют из автомата. Через секунду этот поступок станет для тебя последним.
       На шум стрельбы подбежали пацаны из будки КПП. Наткнулись в темноте на меня. Я валяюсь по земле, а часовой стреляет. Пацаны подумали, что часовой меня застрелил. Из темноты пацаны окликнули часового по имени. Они только что у него затаривались банками с едой. Пацаны окликнули часового, сказали, чтобы прекратил стрелять. Он прекратил. Тут я вдохнул и заржал.
       Пацаны опешили: покойник ржет!!! Однако, они были такие же, как я. Моя ржачка по цепной реакции перекинулась на пацанов. Если бы они не стали ржать и валяться по земле рядом со мной, то они непременно меня избили бы. За выходку с часовым. Но они не избили. Мы вчетвером катались по земле и исступлённо ржали.
       Проржавшись, мы пошли в КППху. Не дошли. Под впечатлением от стрельбы часового мы решили пострелять сами.
       Не настрелялись за год войны? Выходит, что не настрелялись.
       Сначала мы стреляли из автомата. В воду. Потом взяли мой пулемёт. Через полчаса стрельбы пришли к выводу, что в воду долго стрелять не интересно. Решили переключиться на тутовник. Я прицепил магазин с трассерами, стрелял в толстый ствол тутовника. Три обкуренных «эксперта» авторитетно высматривали как пойдёт пуля. Мы пытались исследовать как будет вести себя пуля со смещенным центром тяжести.
       Пуля, выпущенная из длинного пулемётного ствола, прошивала тутовник навылет. Как будто тутовник бестелесный. Пуля пролетала сквозь ствол и улетала в тёмные небесные дали. Не просто в дали. Трассирующие пули летели в сторону мечети возле которой расположен пост царандойцев.
Кто бы мог предположить, что такое нечаянное совпадение «пробьёт» Кандера на подвиги?
       Никто не мог этого предположить. Тем не менее, Кандера пробило. В его башке пронеслась сложная цепочка домыслов, Кандер прижал к своей груди мой пулемёт и предложил очень занятную игру:
- А пойдёмте царандойца захерачим? Там же стоит царандойский пост. Пойдём одного захерачим?
       Кого-нибудь захерачивать из моего пулемёта мне не захотелось. Наверное, из-за того, что я слабо затягивался дымом из косяка. Я изначально старался филонить. В общем, я решил как-то разрядить создавшуюся ситуацию.
- Идёт на хер этот царандоец. У нас ещё один косячок есть. Длинный. Пойдём лучше его захерачим. – Высказал я альтернативную мысль. Курить чарз я больше не хотел. Однако, ещё больше я не хотел, чтобы Кандер стрелял в царандойца из моего пулемёта. А тоже, давайте обратим внимание на ход мысли Кандера. Он собрался идти к царандойцу, который стоит на посту. Повторилась одна и та же идиотская мысль. Одна и та же дурь – сходить к часовому. У дураков мысли сходятся – это очень верное наблюдение. Симптомы дури у нас совпали.
       В общем, моё предложение насчет длинного косяка сработало. Пацаны согласились захерачить его, а не царандойца. Кандер отдал мне пулемёт, пошел с пацанами в будку КПП. А я от греха подальше отстегнул от пулемёта магазин, разрядил патрон из патронника.
       Второй косяк - это точно было уже «залишнее». Во всяком случае для меня. Я зашел в будку, потянул эту гадость пару раз для отвода глаз. Потом сказал, что мне надо на пост. Я понимал, что мне лучше уйти отсюда на улицу. Потому что курить мне больше не надо. Я и так творил всякую херню.
       Пацанов я оставил в будке, а сам вышел на улицу к сидушке от «Камаза». Я уселся на неё, принялся созерцать пространство и время.
       Пока я созерцал, руки как-то сами по себе выпотрошили все оставшиеся трассера из моего пулемётного магазина. Без трассеров эти балбесы не пойдут стрелять в царандойца. Мушку в такой темноте не видно. Надо либо стрелять трассерами и по трассам наводить, либо нужен ночной прицел. Поэтому я от греха подальше разрядил магазин. А потом ещё и выломал из патронов пули. Теперь всё, теперь точно кончились трассера.
       Трассера-то кончились. А как говорил Ле-Шателье (или Ломоносов – кто ж теперь вспомнит): если где-то чего-то убавилось, то в другом месте должно прибавиться. Из-за этого Ле-Шателье у меня неожиданно прибавилась пригоршня трассирующих пуль. Что с ними сделать? Ну конечно же! Пацаны сейчас тусуются возле печки, греют на ней хавчик в большой консервной банке. Надо подкинуть эти трассирующие пули в буржуйку через трубу! Для пущей радости пацанов. Шикарный план!
       Труба от буржуйки находится с противоположной стороны будки. Она торчит из стенки. Я собрал в пригоршню пули, обошел будку и сыпанул их через трубу в буржуйку. Я думал, что пули в печке зашипят. Но они не зашипели. Видимо из-за того, что печку топили каменным углём. Уголь дал очень высокую температуру. Все трассера в печке долбанули практически одновременно. А дверка на буржуйке была раненая. Она держалась только на одной петле.
       В общем, дверка у буржуйки отвалилась. Раскалённый уголь из печки высыпался. Будка КПП-1 наполнилась едким дымом коксохимического производства… а пацаны подумали, что это напали душманы.
       Потом мы снова ржали. Теперь уже катались по земле рядом со стеной из которой выходит труба.
       Потом пацаны замотали меня в шинель, положили на нары и обвязали шинельными рукавами. Чтобы я больше ничего не натворил.
       Что потом происходило, я не помню. Скорее всего не знаю, а не «не помню». Скорее всего я уснул.
       Потом помню, что мне дали жрать. То ли меня развязали, чтобы покормить. То ли меня развязали чтобы отправить на пост. То ли меня отправили на пост, чтобы покормить. Неведомы мне красивые душевные устремления моих дружбанов. В одном лишь я уверен: мои боевые товарищи - настоящие заботливые друзья. Подобрали, обогрели, покормили… морковкой, поджаренной вместе с тушенкой.
       Потом я стоял на посту. Потом стало всё как в тумане. Потом стало светло и я проснулся на нарах. Мы все четверо проснулись на нарах. Нормально, да? Раз на нарах все четверо, то значит на посту никто не стоит.
- Блин, а кто там? За окном? – Кандер показал на окошко, затянутое полиэтиленовой плёнкой вместо стекла. Сквозь муть полиэтилена просвечивался человеческий силуэт. – Бля, стоит кто-то. Вдруг офицер!
       Мы, все четверо, подскочили с нар. Кто-то уселся за стол, как ученик за парту, кто-то встал раком возле печки, как будто с ней ковыряется. Кто-то принялся изображать, что наводит порядок на нарах. А я взял пулемёт и пошел за дверь. Чтобы показать, что, у нас служба в порядке. Вот же - я хожу по посту. Мы не спали ни-ни!
       Я шагнул из двери в утренний туман. Получается, что потом было не «всё как в тумане», получается, что потом было всё в реальном тумане. В этом тумане я не нашел офицера. Возле нашей будки стояло чучело. Вместо морды - противогаз. Я проверил у себя противогазную сумку – пустая. Значит мой противогаз. Вместо шапки мешок от каменного угля скручен как чалма и надет на противогаз. Всё это одето вместе с шинелью на крест, сделанный из двух связанных кривых афганских дубин. Я краем мозга помню, как я этот крест тёмной ночью пытался закрепить камнями, которые вынул из речки. Крест падал и падал. И я тоже. Но видишь. Закрепил же. Да-а-а-а-а. Шедевр. Вместо солдата на посту стоит чучело в шинели. Рукава шинели засунуты манжетами в карманы. В тумане с расстояния 10 метров создаётся полное впечатление, что стоит чувак в шинели и в шапке. Руки упёр в бока и стоит, выёживается.
       Видимо, поэтому никто не подошел к КПП и не проверил как тут несут службу. Стоит же в тумане часовой на посту. Чего ещё надо?
       Я быстренько разобрал чучело. Ну, понятно, пацаны успели «запалить» кто нас охранял всё утро. До утра мы буянили, это факт. А ближе к утру я сделал это чучело. Теперь я его разобрал. Шинель – на нары, противогаз в сумку, мешок под стенку, корявые дубинки кинул к остальным дровам. Развязал проволоку, которой дубинки были связаны и разобрал опору чучела. А камни - в реку. То есть концы – в воду.
       Теперь я хочу вернуться к выдержке из Книги Памяти Береснева Эдуарда Викторовича. Я выпишу в столбик все «не боевые» причины гибели военнослужащих за первые 5 дней 1984-го года. А потом сравню этот столбик с нашими поступками в наряде на КПП-1.
       Вот что нас ждало во время нашего баловства с оружием. То есть стрельба из автомата в речку Гуват, стрельба из пулемёта в ту же речку, стрельба из пулемёта в тутовник и т.д. запросто могла закончится вот такой строчкой:
ранен в результате неосторожного обращения с оружием и умер в госпитале
погиб в результате неосторожного обращения с оружием
погиб в результате несчастного случая на аэродроме Газни
трагически погиб в результате происшествия на командном пункте батальона в районе г. Пули-Хумри провинции Баглан

       Вот так в морге могли подытожить наши действия с пиропатронами, посадочными дымами, сигнальными и осветительными ракетами, трассирующими пулями:
погибли в результате неосторожного обращения с боеприпасами при попытке устроить салют в честь Нового Года в г. Кандагар

       Вот такими строчками закончился бы наш поход на пост к царандойцу:
убит сослуживцем в результате неуставных отношений на сторожевом посту в провинции Кабул
С точки зрения военного прокурора убийство своего сослуживца и убийство бойца союзной армии - это неуставные отношения. Так что, после похода на пост к царандойцам, для нас вступила бы в силу программа «кто не лёг, тот сел». То есть «кто выжил – тот сел». Кого не убил бы царандойский часовой, того посадили бы наши органы правопорядка.

       Из всего списка причин небоевых потерь (за первые 5 дней года) мы вчетвером умудрились не попасть в зону риска всего одной причины:
умер в результате отравления ядовитой жидкостью на сторожевом посту на полигоне части в районе кишлака Паджак провинции Газни
       Не попали мы в зону риска исключительно из-за того, что Бабаев не дал нам тормозухи. А если бы дал, то мы умудрились бы вляпаться и в эту дурь. Сегодня я предлагаю остановиться на этой жизнеутверждающей ноте. Предлагаю остановиться и подумать над значением слова «дурь».
       В начале 1984-го года (в первые 5 дней года) от дури погибло чуть ли не вдвое больше, чем от боёв. Вывод может быть только один: для человека дурь страшней войны.

       Рассказывает Блинковский Дмитрий Антонович мл.с-нт, наводчик 3 горнострелковый батальон 177 мсп:
 - Если ли бы я сам не был в Афгане, если бы не видел обдолбленных ребят, то не поверил бы в эту историю. Или сказал бы, что все участвовавшие в этом безобразном «наряде на КПП-1» - реально идиоты.
       К моему глубокому сожалению я верю во всю хрень, которую вытворили обкуренные солдаты. Как ни печально, неприятно и чудовищно это звучит (да и мне довольно тяжело об этом писать), но за время службы я видел обкуренных ребят в ситуациях даже похлеще. На маршруте у нас получить доступ к чарзу было проще. Офицеры находились вообще хрен знает где. Солдаты без контроля со стороны офицеров ИНОГДА попадали в аналогичные ситуации. А ещё хуже – я видел офицера, простите за выражение, - дебила, который сделал такую же дурь. Видел сам, лично. К счастью, это была единичная ситуация. Это было в полку, это не из нашего батальона был офицер. Всё-таки офицеры, в отличие от нас, уже взрослые люди. По большей части - сформированные личности. Жизненный опыт, образование, да и сама профессия - опыт работы с людьми, с подчиненными - все это давало свои плоды. Поэтому, я все же считаю, что в плане употребления ПЛАНА, офицеры имели много преимуществ перед солдатами. Имели иммунитет, так сказать, по сравнению с нами 18 летними пацанами. Хотя, как я говорил ранее, были «экземпляры» и из категории офицеров, кто мог вляпаться в дурь.
       Ведь в Афганистане воевали против нас не нищие крестьяне, руководимые местными богачами, наподобие Ахмад Шаха. В этой войне были заинтересованы всевозможные западные спецслужбы. И вполне можно допустить такой вариант, как умышленное распространение наркоты. Ведь мало того, что из солдата при помощи наркотиков можно сделать недееспособное создание. Можно вообще лишить его разума на всю оставшуюся жизнь, можно втянуть в зависимость. И все-таки, несмотря на все описанное выше, у нас, у советских пацанов, хватало ума, плюс работа наших замполитов и командования, плюс школьное воспитание – это всё приносило свои плоды. Мы оставались людьми. Ведь все же, мы вполне могли отличить белое от черного. Мы понимали, что дурь – это явное зло. Поэтому история, рассказанная в этой главе, это очень редкое явление. Оно могло бы происходить гораздо чаще, так как местные нам намеренно предлагали чарз по нескольку раз на дню. Однако, мы всё же отдавали себе отчет в том, что хорошо, а что плохо. Мы всё-таки контролировали свои поступки, старались не употреблять дурь. Чего и всем вам советуем: не употребляйте дурь. Это никогда не закончится ничем хорошим – только очень плохо закончится.