Из наряда на КПП-1 мы сменились без проблем. Шлагбаум был целый. Мы его не сожгли, не разломали. Даже удивительно как-то. Не заметили в темноте, скорей всего.
В караульной будке тоже почти ничего не разрушили. Раненую дверку на буржуйке мы прислонили на место. На одной петле и на шпингалете она почти ровно держалась. Почти не криво. Ну, в самом деле, это же не мы! Это так и было, как говорится. Оно само. Если внутри печки ничего не взрывать, то эта дверка вполне нормально послужит по прямому назначению. Так что, внутри караулки всё путём. Правда, из печки ночью на пол выпадал раскалённый каменный уголь. Но, мы об этом никому не сказали. Пол в караулке сделан из утрамбованной земли. Мы потоптали этот «пол» керзачами, сделали всё как было. Теперь никто не догадается.
Пока мы сдали новой смене наряд по КПП-1, пока сменились, пока пришли в расположение, в общем-то уже начинало темнеть. День прошел. Можно собираться на ужин. Потом, после ужина, котелки и рожи помыть, потом вечерняя поверка и отбой. Отдан ещё один день верной службы Родине.
После ужина я обнаружил, что в расположении взвода нет Женьки Филякина. Пора уже собираться на вечернюю поверку, а командира 3-го отделения нет. Он отсутствует. Я начал мини-расследование. Выяснил, что Женька только что «оттянул» наряд дежурным по роте. Вчера я заступил на КПП, а Женька заступил дежурным по роте. После ужина Женька должен был сдать наряд другому дежурному. Новому. Он должен был сдать наряд и прибыть в расположение взвода.
Дневальные, которые были в одном наряде с Женькой, они на месте. Вот Игорь Стрижевский, вот Хайдаров, вот Камил. Лишь одного Женьки Филякина нету.
Я стал задавать вопросы Игорю Стрижевскому:
- Вы уже сменились с наряда?
- Да, сменились.
- А где Филя?
- А он возле речки лежит.
- Как это «лежит»?
- Ну, лежит и стонет.
- Как это лежит и стонет? Игорь! Ты по-человечески можешь сказать? Один раз.
- Ну его чурбаны отдубасили.
- Какие чурбаны? Ты почему такой тормоз? Как давно это произошло?
- Ну, минут 20-30 назад.
- Бля, Игорь! Бегом показывай где Женька!
Мы Побежали. Если честно, то я не до конца верил в то, что говорит Игорь. Как это так? Как такое возможно? Игорь должен быть совсем тормозом, чтобы было правдой то, что он говорит.
К сожалению, Игорь оказался редкостным тормозом. Всё, что он сказал, оказалось правдой. Женька лежал недалеко от воды и тихо стонал. Он согнулся бубликом, держался руками за пах. Видимо, ему дали с ноги по яйцам.
- Женя, кто бил?
- М-м-м-м-м.
- Стриж, давай, ты под ту подмышку, я под эту. Поднимаем Женьку и БЕГОМ в санчасть!
Женьку мы подняли. Потащили по тропе в гору к санчасти. Сам Женька идти не мог. Он висел на наших руках в той позе, в какой лежал на земле: руки к яйцам, нос к согнутым коленям.
Притащили Женьку в санчасть. Там забегали какие-то военные. Пришел высокий майор с залысинами.
- Это ты его отпи@дил. – Тоном, не допускающим возражений, заявил мне Майор.
- Да вы что? Это ж мой друг!
- Ну, вот теперь рассказывай, что он твой друг.
- Вы у него спросите!
- М-м-м-м-м. – Это Женька.
- Ха! Он теперь что хочешь скажет. Он теперь тебя боится. – Это майор.
Я психанул: - Следствие потом будете проводить. Сделайте ему что-нибудь обезболивающее! - Мне очень захотелось обложить майора обидными словами. Но, я не обложил.
Подошли два сержанта медслужбы, подняли Женьку, уложили на кушетку. Меня со Стрижевским выпихнули из санчасти. Мол, шуруйте домой. Нет от вас никакого толку. Работать мешаете.
Пока мы в темноте приковыляли в расположение роты, пока достучались в запертые на ночь ворота дувала, пришла пора проводить вечернюю поверку. Проводил её старшина.
Старшина вышел во внутренний дворик с большой красной папкой. Встал перед строем роты. Поровнял роту, посмирнял, начал зачитывать фамилии военных. Он очень удивился, когда дошел по списку до фамилии «Филякин». Потому что в ответ на фамилию «Филякин» какой-то чужой голос выкрикнул: - «В санчасти».
- А что это стало с Филякиным?
- Его в санчасть снесли.
- А с какого хрена?
- Отпинал его кто-то.
- Ох, нихера себе!
Перед строем появился Рязанов.
- Кто отпи@дил сержанта Филякина? Выйти из строя.
- Я. – Из строя вышел рядовой Бердияров. Молодой солдат. Как говорится, «только с вертушки». – Я пы@диль.
- За что?
- Он минэ хлэб нэ даль. Он дэжюрьни. На@уй мэнэ пасылаль. Малядой, хилеб нэ палёжен. Я ё@нуль.
- Понятно. Встань в строй. Завтра поговорим. А теперь Р-Р-Р-РОТА! Отбой. Разойдись.
После команды «разойдись», строй роты медленно расползался. Никто не спешил уходить «в кроватку». Все солдаты топтались во внутреннем дворике, переживали случившееся происшествие. Я тоже топтался. Я тоже переживал. Не каждый вечер в нашей роте случаются такие приключения. Пока я топтался и тупил, ко мне подошел Бердияров.
- Димон. Я взяль вина на сэбэ. Я нэ пыздиль. Я моя землак прикрываль. Он дэмбэль, ему пиздэсь будэт. А я малядой. Рязанов мало-мало морда набьёт, а турма нэ пасадит. А дэмбэл турма пасадит.
- А кто твой земляк? Кого ты прикрыл?
- Нэт. Нэ скажу. Ему тогда пиздэсь будэт.
Ну, и что теперь прикажете делать с Бердияровым? Отбить ему башку? А за что? Я уверен, что это не он дал Женьке по яйцам. Я точно знаю, что это «почерк» одного Термезского дембелька. Я испытал этот «почерк» на себе. Это произошло на Баграмском полигоне.
На фотографии Баграм, полигон. Сержант Тимофеев пристреливает мой пулемёт. Над Тимофеевым стоит Рязанов И.Г. Контролирует процесс.
На полигоне ситуация была точно такая, как с Женькой. Женька сегодня был в наряде, а тогда был я в наряде. Я был дневальным, раздавал жрачку. Один из дембелей решил, что я не очень уважительно отнёсся к его «сединам». То есть я выдал порцию какому-то солдату вперёд этого дембеля. Дембель оскорбился, без предупреждения, без каких-либо препирательств засадил с ноги мне в пах. Я стоял за импровизированным деревянным «столом», сколоченным из пары досок. Доски были закреплены к столбикам на уровне моей груди, они закрывали мне обзор. Я не видел этого удара. Поэтому он влетел мне между ног, как футбольный мяч в пустые ворота. Однако, этот удар мне ничего не разбил, ничего не сломал. То ли дембель ногу держал криво, то ли ему роста не хватило – он ниже меня почти на башку, чадо такое, недоделанное. Как бы то ни было, но из-за резкой боли я пришел в бешенство. Я выскочил из-за раздаточного стола, кинулся на этого сраного дембеля. Он трухнул, выставил вперёд руки, попятился назад. Пока я оббежал стол, дембель успел сделать три-четыре шага назад. Видимо, он думал, что я упаду, а я не упал. Теперь он не знал, что ему делать. Он пятился назад с перекошенной от страха гримасой на лице. Когда я оббежал стол, меня отделяло от него метра четыре. Может пять. На этом отрезке я в три прыжка набрал разгон и со всей дури впечатал керзачом дембелю в грудину. Всей стопой. Дембель отлетел, опрокинулся на спину, упал в йоговскую позу «халасана» - жопа выше головы.
- Болдэ - болдэ - болдэ! – Выскочили на «поле боя» пацаны из нашей роты. Часть из них обступили упавшего, часть обступила меня. Своими телами пацаны отделили меня от дембеля, не дали мне добивать упавшего. А я был в бешенстве! Я бы добивал.
- Болдэ - болдэ - болдэ! – Пацаны едва касались меня вытянутыми вперёд руками. Они не хватали меня, не толкали. Это был, скорее, предупреждающий жест. Пацаны стремились меня остановить. Никто меня не бил, никто не наваливался на меня. Однако, добивать упавшего мне не позволили. И хорошо. Иначе я втоптал бы его в землю, грудину бы ему нахер проломил. А потом пошел бы в дисбат. Короче, пацаны – молодцы. Всё правильно сделали. Если не хочешь получить срок, то никогда не добивай упавшего. Вломил своему противнику, сбил с ног и успокойся. Если будешь добивать упавшего, то это уже не самозащита, это не оборона. Это конкретная уголовка.
После вечерней поверки я стоял в Рухе, во внутреннем дворике. Вспоминал этот эпизод, смотрел на Бердиярова. Это точно не Бердияров Женьке засадил по яйцам. Это тот хренов дембелёк из первого взвода. Я помню его, со шнобелем такой цурипопик. Пойти дать ему по башке? Сказать: - «Я знаю, что это твоя выходка»? Однако, слова «я знаю» и «я догадываюсь» отличаются по сути друг от друга. Это не синонимы, как говорится – почувствуйте разницу.
Что мне надо сделать, чтобы не догадываться, а точно знать? Надо спросить у Женьки, либо у Бердиярова. У Бердиярова я только что спросил. Бердияров не отвечает на мой вопрос. Он прикрывает земляка, разговаривать с ним бесполезно. Не пытать же его, в самом деле. Я принял решение, что «не пытать, конечно же». Бердияров производит впечатление пацана с «дворовым воспитанием». Я не удивлюсь, если окажется что перед призывом в армию он имел приводы в милицию за хулиганку. Вся его внешность, всё его поведение: поступки, мимика, интонации – это всё показывает, что пацан реально «из разбойничков». Этот не сдаст своего непутёвого земляка. Бить за это Бердиярова? Да ну нафиг! Я наоборот зауважал этого «душару». Из него отличный боец будет. Он быстро принимает решения, он не боится никакой ответственности за свои решения. Это будет замечательный боец. Короче, не Бердиярова надо мочить, а его непутёвого землячка.
После разговора с Бердияровым я пошел спрашивать у Стрижевского. Чтобы точно знать кто ударил Женьку. Стрижевский сказал, что ничего не видел. Я так полагаю, что с Женькой всё произошло быстро, без предупреждения, без словесной перепалки. Точно так, как со мной на Баграмском полигоне. Из пустоты прилетело «бац» по яйцам. Исподтишка. Быстро «бац» и всё. Поэтому Игорь Стрижевский ничего не видел. Поэтому он так тормозит: только что всё было нормально, а тут вдруг Филя лежит на земле и стонет. Ну, точно это выходка того носатого дембеля.
После Игоря я поговорил с двумя другими дневальными из Женькиного наряда. С Хайдаровым и с Камилом. Там точно та же картина - никто ничего не видел, никто ничего не знает. А даже если бы знали, то Хайдаров и Камил точно такие же земляки этому дембелю, как Бердияров. Поэтому, я не стал сильно усердствовать. Спросил, отрицательный ответ получил и пошел отбиваться в люлю. Ничего больше никто мне не скажет. Только сам Женька скажет.
Мне обязательно надо, чтобы Женька сказал. Я должен знать на 100% точно. Я не могу себе позволить прийти из второго взвода в первый и отоварить носатого чувака, если он не виноват. За него тут же вступятся земляки. Как мы понимаем – узбеки. Узбеков у нас в роте подавляющее большинство. Можно так выразиться, что у нас дембеля-узбеки «держат масть». Если я добадаюсь до неправильного персонажа, то не будет так, как было на полигоне. Там было всё просто и бесхитростно: меня ударили – я ударил. А если я приду в чужой взвод и устрою махач с невиновным чуваком, земляки этого чувака там меня и положат. Значит, я должен прийти туда не один, значит я туда должен прийти со своими земляками-славянами. Получится, что я пришел в первый взвод и спровоцировал конфликт на почве межнациональной розни. Я буду являться зачинщиком. За такие дела мне будет светить не дисбат. Будет светить тюрьма лет на 12. Мне не хочется 12 лет тюрьмы. Я морально не готов к такому наказанию. А раз так, то я не имею права на ошибку. Я должен на 100% точно знать кто виноват. Значит завтра сразу после завтрака пойду в санчасть. Навещу Женьку, спрошу у него. Он-то точно знает кто ему засадил по яйцам.
Период моей воинской службы «завтра после завтрака» наступил очень быстро. Сон у советского солдата здоровый и безмятежный. Особенно если солдат сытый и умытый. Отрезок времени, проведённый солдатом на нарах во сне в натопленном ослятнике, в стаж службы засчитывается, однако в мозгу у солдата бременем не откладывается. Поэтому поднялся солдат (младший сержант) после выкриков дневального, умылся-почистился. А тут уже зовут булку с маслом на завтрак лопать под «какаву». Такие минуты тоже засчитываются в срок службы. И тоже не откладываются бременем в памяти. Наоборот, солдат с удовольствием продлил бы эти блаженные минуты как можно дольше. Однако, по закону Глобального Западлизма, пролетают такие минуты с реактивной скоростью сбитого мессершмита: - Э-Э-Э-Э-ЭУ!!! – И ты уже стоишь на утреннем разводе. Наступило время «завтра после завтрака».
После утреннего развода я пошагал в Санчасть. Боевых действий в горах нам не запланировали: зима-месяц на дворе. Поэтому поставили нам задачу ковыряться по какой-то хозяйственной бытовухе. Чего-то куда-то перетаскивать, что-то чистить, что-то строить, что-то копать во дворе. Фигня, короче. Я доложил Старшине, отпросился, пошагал к Женьке.
А дальше случилось то, что случается всегда и везде: случилась всякая хрень, которую никто не мог заранее запланировать. Казалось бы, чего проще – приди, переговори с Женькой, вручи торжественно ему банку сгущенки от имени Второго Гвардейского взвода. Пачку печенья ещё можешь ему вручить. Это, конечно же, не сковородка жареной картошки, но, печенье со сгущенкой – потянет. Ну, пришагал я в Санчасть. Стою с печеньем и сгущенкой, а мне говорят, что пока я в 6 утра пускал слюнявые пузыри и слушал крики дневального, в это самое время прилетел из Баграма вертолёт и забрал Женьку Филякина в госпиталь. Потому что вертолёт всегда рано по утру прилетает.
А зачем Женьку понадобилось отвозить в госпиталь? А затем, что ему яичко зашивать потребовалось. В Рухинской санчасти такую операцию производить нет возможности.
Дальше – больше. Дальше началась вообще хрень несусветная. После того, как Женьке всё нормально заштопали, Женьку забрал к себе Особист нашего полка. Капитан. Нихрена себе! Целый особый отдел вмешался в ситуёвину, в которой легко разобрался бы старший лейтенант Рязанов. Наш Ротный Командир.
Да и это было бы уже «с перебором». Чтобы разобрать такой случай, не надо напрягать Целого Рязанова. Хватило бы замкомвзвода, то есть меня, сраного младшего сержанта. У нас было нормальное армейское подразделенье с нормальным боевым коллективом. Всего-то надо было взять за шкирку одного недоноска, выдернуть ему «бьющую ногу» вместе с её «коронным ударом» и с размаху засунуть куда положено. И в этот час, как говорится, стало бы всем теплей. Но нет же! В эту детскую ситуацию потребовалось вмешаться недетскому особисту. Делать ему больше нечего? А, может быть, в этом и состоит его работа? Я хрен его знает.
В общем, пристроил особист Женьку в свой кабинет печку-буржуйку топить, дрова к ней на второй этаж носить. Кабинет особиста находился в большом дувале на втором этаже. Рядом с дувалом Штаба Полка. Поэтому срочно потребовалось привлечь целого младшего сержанта из горно-стрелкового батальона, ибо у всех остальных из-за второго этажа будет голова от высоты кружиться.
Фигня всё это, конечно же. Целый Особист Полка подумал, что Женьке надавали по яйцам в его роте и теперь Женька будет стучать на своих обидчиков особисту. А ещё он будет ходить по полку, высматривать ещё каких-нибудь обидчиков и, опять же, снова ещё раз стучать особисту. С особым цинизмом и толстым пристрастием.
Ясный перец, что после такого оборота событий я не пошел на второй этаж дувала, расположенного возле штаба. Я не пошел туда чтобы спросить Женьку о том, кто его ударил. С меня достаточно того, что в Санчасти майор медслужбы заявил мне: - «Это ты его отпи@дил». Не хватало мне услышать такие же слова от особиста. А чё, логика у офицеров нормально работает: раз чувак суетится, значит знает кошка «чью мясу съела». Нафиг оно мне сто лет не упало, чтобы засветиться перед особистом в таком нехорошем ракурсе.
Короче, сразу после прибытия Женьки из Баграма в Руху, я с расспросами к нему не пошел. А потом злостный дембелёк с большим носом и с любовью пинаться по яйцам исподтишка, потом он получил на руки военный билет и отбыл на Родину в связи с окончанием срока службы. А потом особист на неделю уехал из Рухи в командировку. То ли в Кабул, то ли ещё в какую заразу. А Женька Филякин за эту неделю набаламутил двенадцатилитровый термос браги, выжрал её всю в одно рыло и к приезду особиста заблевал ему весь кабинет от рассвета до заката. Особист рассвирепел, на пинках отправил Женьку с занимаемой должности. Обратно нахрен, в Седьмую роту. Этого поступка я тоже до сих пор не могу принять. Как будто бы особист сам никогда не напивался до тошнотиков. Как будто бы капитан Советской Армии всю службу, как Дюймовочка, ходил только на цырлах, а нецензурную брань произносил исключительно после слова «извините». Не смешите меня! Я вас умоляю!
После того, как Женька вернулся к нам во взвод, я пытался выяснить у него как зовут ту сволочь, которая врезала ему по яйцам. Однако, Женьку больше заботило как бы его не посчитали засланным от особиста «казачком». Женька многословно рассказывал о том, как особист хотел, чтобы Женька ходил по подразделениям и «стучал», а сам Женька очень сильно не хотел, чтобы он ходил по подразделениям и «стучал». О том, как особист домагался, а Женька не сдавался. Болтал он болтал всю эту тугомотину, меня даже приморило. По итогу я сделал всего два вывода из всей этой болтовни. Первый вывод: Женькин обидчик уже уволился в запас и уехал. Поэтому Женьке наплевать на восстановление справедливости. Второй вывод явился логическим продолжением первого: это не Бердияров. А раз так, то у нас в роте остались нормальные бойцы, Нормальные Пацаны. Дембель-цурипопик уволился, а на его замену остались ребята, способные быстро принимать решения и потом не очковать за последствия. И ещё они способны прикрыть товарища. Даже дурачка-цурипопика. Я буду очень рад лазить по горам с такими пацанами.
Рассказывает заместитель командира Рухинской Разведроты старший лейтенант (ныне подполковник) Бармин Валерий Юрьевич:
- В Руху я прибыл несколько позже описанных событий. Однако, способы разрешения проблем с неуставными взаимоотношениями были такие же, как прежде. Всё работало по отлаженной методике. Особисты неуставяком не занимались. Но, обстановкой в части межнациональных взаимоотношений в подразделениях владеть были обязаны. Ну и особисту нужен был денщик. Как и любому другому начальнику для обустройства и комфорта личного быта. О разбитых яйцах особист получил информацию или от медиков, или от штабных, которые вели учёт травматизма. Женя процентов на 99 раскололся у особиста. Иначе в то время было невозможно. И скорее всего, рассчитывал побалдеть у него в денщиках до конца службы. Но, по характеру своему вряд ли соответствовал "денщицкому уровню" и при первой возможности при отсутствии нового начальника решил расслабиться, борзанул и переборщил с выпивкой. От того и слетел с новой для себя "должности" денщика.
Вероятно, что между замполитом полка и особистом была устная договоренность определения Жени под крылышко особиста. Чтобы исключить продолжение конфликта, который легко мог перерасти в межнациональную мясорубку. Неизвестно что там наговорил Женя этому особисту. Потому как за подобные вещи своими должностями поплатиться за подобные инциденты могли многие. Дело явно замяли.
Несколько похожий случай был и в нашей роте, когда солдат азербайджанец загнобил славянского парня до последней крайности. Солдатик тот, затюрканый, по своему характеру, физическому развитию и волевым качествам был похож на персонажа Вовку Ульянова. Постоять за себя не мог совершенно. Фамилию этого мальчика я называть не буду. Не надо такого делать. Скажу лишь, что он был по-тихому переведен в комендантский взвод. Как в случае с Филякиным и в случае с Ульяновым, командиры сработали на опережение. Была высокой вероятность попытки суицида со стороны солдата, подвергаемого моральному давлению. Солдатика перевели, развитие нехороших событий предотвратили.
Потом, позже, уже в Джабале Уссарадже, перед самым выводом, бывший «мой» солдатик странно погиб в расположении взвода в ППД. Перед отбоем во время чистки обуви. Якобы шальная пуля прилетела из "зелёнки" и попала ему в бок. Совершенно невероятное объяснение гибели и не поверил я тогда. Но, это был уже не мой солдат, он служил в другом подразделении. У него были свои командиры, другие, не я.
Конечно, суть дела с неуставняком, с избиением Женьки Филякина, - это только мои предположения. Документов по «делу» я не видел, с офицерами «дело» не обсуждал. Потому что позже прибыл в эту часть. Однако, случай достаточно типичный, вряд ли было как-то по-другому.
Рассказывает Лейбенко Игорь Олегович, капитан запаса с 1989 года, Командир Седьмой Роты. Роту принял у Старцева С.А. Капитана присвоили осенью 1986 в Рухе:
- Ударить в пах сержанта, дежурного по роте – это выдающийся случай! Это мог сделать только выдающийся балбес! После того, как Роту принял я, все выдающиеся балбесы быстро были призваны к порядку. Вообще, про дедовщину в моей роте вот что скажу: я был в роте самый главный. Командир Роты был Воинский Начальник и самый главный авторитет. Этого никто не пытался оспаривать. Кроме того, я единственный, кто прослужил в роте в Рухе 25 месяцев от и до. В добавок ко всему у меня был серьёзный разряд по боксу. Нарушителям дисциплины очень не хотелось меня расстраивать. Поэтому они держались изо всех сил. Пинать сержанта при исполнении никто не мог додуматься. При мне такого не было ни разу. Кто бы им позволил!
Рядовой Бердияров, который взял на себя чужую вину, по сроку службы он должен был попасть под моё командование. Однако, по фамилии не могу его вспомнить. Данияров узбек был помню, Бердымурадов туркмен - помню. За два года через роту прошло минимум 300 человек, не все и не всё остаётся в памяти к сожалению. Он, может быть, был в составе строительной команды, которая строила две столовых в Тёплом Стане. Может быть он оттуда дембельнулся. Остатки этой команды вернулись в роту в августе-сентябре 1986, Бердиярова среди них не было. Может быть и такой вариант, что он загремел в госпиталь, например, с лихорадкой. И, опять же, дембельнулся из госпиталя. В Рухе была беда - москитная лихорадка, бывало треть роты в лёжку с температурой (как правило с августа по октябрь). Может быть таким путём я разминулся с Бердияровым.
В общем, ничего не могу прояснить про дальнейшую судьбу Бердиярова. А поступок его – тут всё понятно. Как он сам объяснил, так тут не убавить не прибавить. Прикрыл урода, спас от суда.