На тринадцатый день нашего пребывания на посту «Зуб Дракона» мы продолжали вести себя как балбесы. Все, включая меня. Мы все были зелёные, как сопля пионера. Боевого опыта у нас не было. Какие поступки надо совершать, а какие не надо, мы ещё не знали. Правильно реагировать на обстановку не умели. Помним, да, как Серёга Губин рассказывал о том, что их с Орлом четыре раза обстреляли с нависавшей над ними высотки? Обстреливать стационарный пост боевого охранения Советской Армии – это, конкретно, нападение на Советский Союз! То есть, на Советский Союз четыре раза напали, а Серёга и Орёл не посчитали нужным доложить об этом командованию! Попрыгали за камни, поматюгали душманов, поржали, что те такие криворукие. И на этом всё! А как же, всё-таки, чтобы доложить? А противодействие оказать? А разведку провести?
В обязательном порядке надо было пойти, посмотреть, что там делается. Простая рекогносцировка показала бы, что на той высотке можно оборудовать только две нормальные позиции. Всё остальное в галимых скалах.
Пулемёт на скалах – не установить. Если только человек с автоматом пристроится, как петушок на жёрдочке. Сам выстрелит, сам и свалится со скалы в пропасть.
На эти две позиции можно посадить двух пацанов с рогатками. Когда душманы будут подниматься, то они будут так уязвимы, что пионер с рогаткой погонит их обратно в Хисарак. А два пацана с рогатками, они там, вообще, всех на уши поставят.
Место на двух позициях можно заминировать. Ставишь две мины, и всё у тебя будет хорошо, если душманы придут. А они обязательно придут. Мы же вчера обстреляли Хисарак. Духи пальнули в Бузрукова, мы пальнули в духов. Теперь ждите, пацаны, обратку!
Духи всегда, всегда-привсегда «дают сдачи». У них это – в крови. Они выросли с этим. У них месть – это закон! Правительство в Кабуле – это нихрена не закон. «Мой дом – моя крепость» - это закон! А, тук-тук-тук в дверь, откройте, я Ваш участковый – это нихрена не закон. Афганец будет яростно защищать свой дом с оружием в руках, призовёт на защиту всех своих сыновей, братьев, дядьёв, они все готовы погибнуть при защите своего дома. Они будут сражаться с тобой и твоим участковым насмерть, но в дом, ни тебя, ни его, вооружённого, не пустят! Даже, если они не имели ничего против нового участкового, или против Бабрака Кармаля. Не в этом дело! Не в Бабраке. Всё дело в Законах, по которым они живут, по которым жили их предки. Его дом – это его крепость! Если ты выстрелил в него, то он возьмёт автомат и выстрелит в тебя. Афганец не будет писать заявление участковому. Ему плевать на участкового. Он сам себе участковый, сам себе судья и сам себе прокурор. Каждый мужчина афганец – воин! Сам себе мордоворот и защитник! Сам отвечает за себя, за свою семью и за свой дом. Поэтому, он возьмёт автомат и пойдёт мочить тебя своими собственными руками. А мы вчера стреляли по его Хисараку. Дык чего вы сегодня ждёте? – Дождётесь!
Дождались.
22 июня. Очень символичная дата. Каждый гражданин Советского Союза знает, как много в этом звуке для сердца русского слилось. Как много в нём отозвалось!
Именно в эту дату, на тринадцатый день нашего пребывания на Зубе Дракона, «График» по радиосвязи сообщил на «Вершину Двенадцать», что направил нам вертолёт. С аккумуляторами, с водой, с боеприпасами, с сухпайком. АГС – положили, не забыли!
Раненько поутру вертолёт вылетел из полка. Мы с Зуба видели, как он поднялся с полковой взлётки. Видели, как начал набирать высоту. От этого зрелища настроение у нас сделалось замечательное. Особенно у меня. Потому что после ночной смены наступила отдыхающая. Я воспользовался сложившейся ситуацией, встал на четвереньки, пополз в СПС спать. Пока вертолёт долетит, я уже третий сон смотреть буду. Пацаны разгрузят без меня. Скинут всё мотло на вертолётку, борт отпустят. А потом я проснусь, помогу по постам всю эту хрень растаскивать. Покемарю положенное мне время и помогу.
Через семь с половиной секунд после команды «Пост сдал – пост принял» я отрубился в прекрасном настроении. А дальше – мы знаем, как в армии умеют изменить настроение на противоположное.
Не успел я досмотреть первый сон, как по скалам россыпью ударили звонкие, свистящие хлопки. Что-то летело в нас со свистом. До этого дня я не знал, что если в тебя стреляет пулемёт, то пуля начинает свистеть сразу же, как высовывается из ствола. Сегодня я это узнал. Сегодня я услышал свистящие плевки, как будто кто-то свистит и выплёвывает горошины одновременно со свистом. Оказывается, так звучит пулемёт, когда он стреляет в тебя.
Пулемёт лупил с единственной нависающей над постом высотки. Пули свистели, чпокали по скалам, раскалывались. Издавали такой звук, будто кто-то большим молотком колет орехи.
Я поднял голову с матраса. Сквозь свист и грохот услышал голос Бендера:
- Товарищ прапорщик, Губина ранило!
Я встал на карачки в СПСе. Потряс башкой. Мне сниться это всё что ли? Если как следует потрясти башкой, то всё это должно из неё вытрястись. Я проснусь, всё плохое исчезнет, «пусть всегда будет солнце» появится. Для этой цели я ещё раз потряс башкой пуще прежнего. Ничего не получилось. Отвратительная окружающая враждебная среда не захотела никуда пропадать. Пули вокруг свистели, цокали по скалам, издавали противный визг рикошетами. Это был не сон. Это была явь. Какая-то совершенно новая и очень страшная.
Над постом Зуб Дракона стоял свист пуль, грохот стрельбы и рёв Хайретдинова. Прапорщик по рации матюгами докладывал «Графику» о том, что нас обстреливают сверху. Прапор так ревел, что можно было доложить без рации. Таким рёвом можно было с Зуба Дракона орать прямо в штаб.
Из спального СПСа на карачках я прополз в свою башенку. Решил, что мне срочно нужен мой пулемёт. Пулемёта на штатном месте не оказалось. Кто-то его уволок. Что за дурацкая привычка хватать чужое оружие?!
- ЧПОК! ЧПОК! ЧПОК! ЧПОК! ЧПОК! ЧПОК! – По скале ударил плотный рой пуль. В воздухе завыли осколки и базальтовая крошка. Полетела пыль. Я инстинктивно ткнулся носом в стреляные гильзы, рассыпанные на полу в башенке. Вроде как бы залёг. Успел подумать, что это бьёт не пулемёт. То есть, это не только пулемёт. Это автоматчики присоединились к пулемёту. Лупят с нескольких точек. Откуда? Где расположены? С перекошенным от мужества лицом я поднялся с пола, попытался выглянуть в бойницу. Вроде бы по моей башенке не попадают. Убить меня не должны. Но страшно, же! Пипец, как страшно, когда в воздухе воет столько твёрдых предметов.
Я заставил себя выглянуть через бойницу. Надо понять откуда стреляют и куда делся мой пулемёт.
В это время «График» сообщил шедшему к нам вертолёту, что у нас идёт бой. В вертолёте летуны всё поняли, совершили боевой доворот машины. Направили на наш хребет подвешенные к вертолёту кассеты с ракетами НУРС-80.
Через бойницу вместо душманов и своего пулемёта я увидел Герасимовича. Он бежал по базальтовой ступеньке на фоне скалы. Вертолёт выпустил четыре ракеты. Дымные следы от ракет потянулись к Герасимовичу.
Это не моя фотка. Это не Зуб. Фотографию взял из группы "Афган без цензуры", чтобы показать, что грузовой транспортный вертолёт может пострелять НУРСами. И как выглядит след от этих НУРСов.
Через несколько мгновений две ракеты взорвались возле Олега. Одна ниже и левее, другая выше и правее. Две других разорвались рядом с укрытием Ефремова. Олег развернулся, выхватил пиропатрон с оранжевым дымом, зажег его. Он стоял на скальной ступеньке в полный рост, одной рукой размахивал оранжевым дымом, а другой рукой крутил пальцем виска. Летуны видели этот жест. До них было метров 50-70.
Скорее всего, это было единственно правильное решение. Если бы Олег не обозначил себя, если бы попытался убегать, то летуны ещё раз надавили бы на гашетку. Сделали бы из Олега фарш. Однако, летуны не нажали. Оранжевый дым обозначает для вертолётчиков – «свои». Вертолётчики прекратили обстреливать Олега НУРСами. Открыли дверь грузового отсека, начали выбрасывать через неё огромные ящики с сухпайком. Раз вы свои, то это – вам! Получайте.
Получателем оказался Маламон, который полз между скал с моим ручным пулеметом. Вот кто упёр моё оружие!
Картонный короб с сухпайками грохнулся прямо перед башкой Маламона. Разорвался со страшным треском, как миномётная мина. Консервные банки, упаковки с галетами – всё веером разлетелось над Маломоном. Маламон от такой подачи бросил в пыль пулемёт, обхватил голову руками, прижался к пыльной земле.
Вертолёт сбросил второй ящик. Тот рухнул в скалы в стороне от Маламона. Ящик лопнул. Жратва полетела на минное поле, на котором подорвался Ызаев. Вертолёт завалился на бок, начал виражом уходить от поста. Выкинул из своего пуза третий ящик. Конкретно, на минное поле.
Из окопа Бендера выскочил Андрюха Шабанов с автоматом наперевес. Длинная пулемётная очередь легла вдоль поста. Шабанов, сгорбившись, поскакал на другой скат хребта, чтобы не подставляться под пули. Заскочил за скалу, разогнулся в полный рост, побежал к блиндажу. Я всё это видел сквозь свою бойницу. Это всё длилось считанные секунды. В бою всё несётся с бешеной скоростью. Ты не успеваешь ничего думать. Либо у тебя срабатывает то, чему тебя научили в учебке до автоматизма, либо ты с открытым ртом пялишься через бойницу. Я с открытым ртом пялился через бойницу. Оружия у меня нет, вокруг стрельба, воют осколки и пули. Я не деморализован, нет. Но, я залип у бойницы.
Рядом с блиндажом, собрался народ. Старший лейтенант Ефремов с радиостанцией, Маломанов и ещё бойцы. Бойцы толпились, не могли решиться, что делать (так мне показалось). Ефремов по радиосвязи запрашивал артиллерию. Бойцы, прижавшись к скале, ждали распоряжений. Шабанов выскочил из-за скалы, перекинул автомат за спину, схватился руками за край другой скалы, подтянулся и залез наверх. Крикнул пацанам: - “Делай, как я!“ – и побежал на Третий пост. За ним хрен кто побежал.
На третьем посту Шабанова застала новая длинная пулемётная очередь. Шабанов залёг снаружи СПСа. Как бежал, так с разгону впечатался под стенку. Выждал время, чтобы прекратилась душмаская очередь, заглянул в СПС. В СПСе на животе лежал Сергей Губин. Голова и правое плечо укрыты плащ-палаткой.
В соседнем СПСе Саня Манчинский из автомата вёл огонь по душманам. Он затыкал то одну огневую точку, то другую. Точек было несколько. Шабанов окликнул Манчинского. Поделил между ним и собой зону обстрела. У Манчинского – слева направо по гребню, вплоть до высоты 3070. У Шабанова – с середины Саниного участка, (чтобы сектора перекрывались) потом – вправо по гребню, и правый склон хребта.
Из скал с ручным пулемётом высунулся Орлов. Дал очередь по склону с душманами.
- Орлов, не стреляй! – Заорал Шабанов.
- С какого хера? – Орёл повернулся на голос Шабанова.
- Мы отстреляем все магазины, духи могут рвануть в атаку. Держи свой пулемёт на готове. Наши с Саней магазины набивай!
Орёл врубился в тему. Подтащил вскрытый цинк патронов, очень резво начал справляться с магазинами.
В это время Ефремов связался по рации с дивизионом самоходок. Он определил расположение и характер цели. Передал целеуказания на батарею.
- Шабанов! Наблюдай за пристрелочным выстрелом! – Заорал Ефремов сквозь грохот стрельбы и вой пуль.
Внизу, со стороны полка, шарахнули самоходки. Одновременно с выстрелами над нами просвистели два пристрелочных снаряда. Один улетел за гребень, с которого по нам мочили душманы, другой – метров 100-150 правее вверх по гребню лёг около макушки горы. Шабанов крикнул Ефремову о результате пристрелки. Ефремов ввёл корректировку цели, запросил залп.
Наш пост возвышался на траектории полёта снарядов, он являлся гребнем укрытия места цели. Поэтому, когда дали залп, снаряды прошуршали прямо над нашими головами. Миллиметраж был – на грани циркового номера! Если бы Ефремов допустил ошибку, то самоходки перепахали бы снарядами Зуб Дракона вместе с нами. Я присел от неожиданности в своей башенке. Выстрелы самоходок, свист снарядов! Мало было душманской стрельбы, тут ещё через нас шандарахнули «летающими чемоданами»! Если бы всё это случилось после завтрака, велика вероятность, что я захотел бы наложить в штаны. А Ефремов спокойно и уверенно отдавал распоряжения, передавал данные корректировки. Как будто снаряды и пули летают только надо мной. Как будто он не находится на этом простреливаемом хребте. Я видел эту картину через бойницу. Я понял как надобно вести себя нормальному мужику.
Артдивизион стрелял, снаряды летали над нами, ложились в цель. Ефремов командовал и выполнял свою работу. Тут на связь с Ефремовым вышел капитан Курлыков, командир батареи «Град». Запросил возможность нанести удар по позициям душманов залпом реактивных снарядов. Ефремов скорректировал огонь «Градов». Направил залп на склон, с которого по вертолётам лупили два душманских ствола. Батарея Курлыкова дала залп по склону. Через наш хребет полетели трёхметровые ракеты, набитые тротилом. Хорошо, что я не позавтракал!
После залпа «Градов» с одного из склонов больше никто не стрелял. Не то, чтобы по вертушкам. Оттуда, вообще, никто никуда не стрелял.
Бля, Ефремов! Ты так всх душманов скоро перебьёшь! Я отлип от бойницы, выскочил из башенки, побежал к Бендеру. Он орал, что Губина ранило. Помогу перевязывать другана, раз пулемёта у меня нет. Хоть что-то полезное сделаю.
На самом деле в бою ты не думаешь логическими цепочками. У тебя нет времени их выстраивать. Ты не проговариваешь сам себе «раз у меня нет пулемёта, то побегу, сделаю полезное дело, перевяжу друга». В бою ты делаешь поступки порывами. Либо бежишь спасать товарища, либо от страха гадишь себе в штаны. Я побежал спасать товарища. На бегу услышал, как прапорщик орал в рацию вертолётчикам:
- Куда, гады?!! У меня боец ранен, а вы драпаете!!! Расстреляю при попытке к бегству!
Летунам нельзя пилотировать машины над хребтом, через который летают «чемоданы» и реактивные снаряды. Летуны в рацию сказали, что они уходят.
Хайретинов выматерился на весь Зуб Дракона. Заорал по связи, чтобы его соединили с ШестьсотДвадцатым. Это – с Командиром. На связь вышел Конев.
- У меня ранен лучший солдат! А летуны бросили всё и удирают! - Орал Хайретдинов Коневу.
- Если летуны не заберут раненого, то я ночью сниму с поста своих головорезов и разнесу весь штаб к херам собачьим! Головорезам похер в кого стрелять! Я, ссука, всех там положу, если не заберут моего бойца!
После этих слов Хайретдинов с размаху хрястнул наушниками об радиостанцию, схватил автомат, выскочил из СПСа, закарабкался на скалу. Он скакал по скале в полный рост с голым торсом. Бил себя кулаком в голую волосатую грудь. Второй рукой размахивал и грозил летунам автоматом.
- Садись!!! Садись, падлы! – Орал Хайретдинов и очень красноречиво показывал автоматом как летунам надо садиться. Пули свистят, душманский пулемёт строчит, «чемоданы» летают! А на верхушке скалы прыгает голопузый небритый человек и орёт в синее небо вертолёту, чтобы забрали раненого солдата!
В это время я добежал до Герасимовича. Душманский пулемёт лупил по нашим скалам длинными очередями. На одном склоне «Грады» зачистили территорию от огневых точек противника, а на другом склоне кипела бурная деятельность: с нависающей высотки по нам продолжал бить длинными очередями пулемёт, с гребня вели огонь несколько автоматчиков. Шабанов и Манчинский вели по ним огонь на подавление. Душманы маскируются, стреляют из укрытий. Хрен ты его там разглядишь, разве что засечёшь вспышку выстрела. Однако, сейчас раннее утро. Над хребтом только что поднялось солнце. Оно слепит нас, маскирует вспышки. Душманы не спроста оказались именно на этом хребте. Духи заранее придумали как поставить нас в невыгодное положение. Поэтому Шабанов с Манчинским не пытались стрелять «белке в глаз». Они вели огонь на подавление, то есть засыпали пулями ту позицию, с которой душман сделал несколько выстрелов.
Герасимович спалил оранжевый дым, под пулями подскакал по скальной ступеньке к СПСу, в котором находились перевязочные пакеты ИПП и Мишка Мампель. Мишке с головы пулей снесло панаму. Понятно, что в панаме дырка, а Мишка теперь – с бледным лицом в СПСе.
- Мампель, дай ИПП! – Бендер стоял возле стенки СПСа и кричал внутрь, во вход.
В этот момент по скальной ступеньке добежал до них я. Мишка высунул руки со стопкой ИПП из СПСа наружу. Руки у Мишки тряслись. Он выронил стопку, все пакеты полетели со скалы вниз.
- Мампель, ИПЭПЭ-Э-Э-Э!!! – Бендер орал почти как Хайретдинов.
Мишка подал ещё одну стопку. Три или четыре пакета. Бендер схватил их, побежал. Я побежал за ним. Проскочили Третий пост. Выскочили на Четвёртый. В невысоком СПСе лежал Серёга на плащ-палатке лицом вниз. Грудь у него была в крови, отчетливо были видны два пулевых ранения. Правая рука выше локтя была прострелена.
Мы запрыгнули к нему в СПС, чтобы укрыться от бьющих по скалам пуль. Бендер подсунул под Серёгу руку, попытался его приподнять.
- Ы-ы-ы-ы-х-х-х-х-Ы-ы-ы-х-х-х! - Засвистела одна из дырок.
Правое лёгкое у Серёги было прострелено, он застонал.
- Серёга, что ты чувствуешь? – Бендер приблизил своё лицо к Серёгиному. Лицо Бендера оказалось неестественно смуглым рядом с бледным Серёгиным лицом.
- Трудно дышать. – Прошептал Серёга.
- Коли промедол! – Крикнул мне Бендер, а сам зубами вцепился в прорезиненую упаковку перевязочного пакета.
Пока я вытаскивал шприц-тюбик, Олег разорвал ИПП, смачно плюнул на резиновую упаковку, припечатал её к свистевшей дырке, растёр плевок по коже. Я воткнутл в ногу Серёге шприц-тюбик, выдавил содержимое. Серёга даже не дёрнулся. Игла очень толстая, укол болезненный, а Серёга его не почувствовал. Похоже, что одна из пуль задела позвоночник.
Олег обхватил Серёгину грудную клетку, выдавил из него воздух. Поднял лицо на меня.
- Мотай бинтом! Резину к дырке приматывай. Чтобы воздух не входил. Бинтами сдавливай его!
Олег приклеил Серёге на пулевые отверстия резиновые упаковки от ИПП, выдавил из Серёги воздух, который попал между лёгкими и рёбрами. Я примотал резину бинтами.
- Я увидел, что он мертвеет. Понял, что он задохнётся. И тогда я побежал за пакетами. – Олег, пригибаясь за стенкой СПСа, положил перевязанного Серёгу на плащ-палатку. Трескотня перестрелки не стихала. То и дело над нами пролетали снаряды, били по гребню, на котором находились душманы. Однако, стрельба не унималась. Видимо, душманы укрывались за гребнем, а затем снова высовывались и лупили по нашему посту.
Я выхватил из-под своей петлицы второй шприц-тюбик, всадил толстую иглу в правое плечо Серёги. Два укола сразу после ранения, это – нормально, это по инструкции.
В это время Хайретдинов матом и автоматом убедил летунов вернуться за Серёгой. Вертолётчики всё поняли, вертушка стала заходить на вертолётку. Это полное безумие! Вертушка опускалась между нами и душманским пулемётом. С такой дистанции (метров 300-400) пулемёт сделает сито из МИ-8. Более того, вертолётам категорически запрещено летать там, где работает артиллерия. Чтобы вертолёт не сбило нашим снарядом. Командир экипажа повёл машину в самое пекло, чтобы забрать раненого бойца, хотя он даже имени его не знал! Видимо, поступок Хайретдинова с прыжками по скале подтолкнул командира экипажа к рискованному манёвру. Командир экипажа повёл машину на верную смерть.
Манчинский выскочил из СПСа с дымящимся автоматом, перебежал немного в сторону, залёг за камни, открыл огонь по духовской позиции. Вертолёт закрывал ему духов, пришлось перебежать.
В СПС с раненым Серёгой запрыгнули Шабанов и Орлов. Шабанов схватил один из углов плащ-палатки.
- Ну, орлы? Кому сидим? Чего ждём? Делай как я!
Вертолёт завис над вертолёткой. Его болтало и мотало. Вокруг свистели пули и душманов, и Манчинского. Мы подхватили за углы плащ-палатку с перевязанным Серёгой. Я за левый передний, Олег за передний правый. Он так резво хватал этот угол, что свалил со стены СПСа несколько камней. Один из них ударил Серёгу по голове.
- Что ж вы творите?! - Простонал Серёга.
- Во, ништяк! Говорит! Хорошо замотали! – Бендер выкатил камень из плащ-палатки, потянул её за угол вверх.
Мы побежали к вертолёту.
Вертолёт болтался над землёй с открытой загрузочной дверью. Я оказался со своим углом плащ-палатки ближе всех к вертолёту, протянул руку, чтобы взяться за низ грузовой площадки. Туда же протянул руку Андрюха Шабанов. В этот момент нас с Андрюхой ударило разрядом тока. Такое ощущение, как будто по рукам с размаха ударили дубиной. Это электростатика. Вертолёт ещё не успел коснуться колесом земли, весь заряд статического электричества прошёл через Андрюху и меня. Я чуть не упал, отшатнулся от вертолёта. Андрюха устоял, схватился за полик.
- Ты чё-о-о-о?! – Внутри вертолёта мужик в лётном шлеме перекосился на меня зверской гримасой. – Подавай! Не тормози!!!
Я не мог в грохоте стрельбы, рёве дыижков и лопастей услышать слова летуна. Видел только его перекошенное лицо и шевелящиеся губы. Это одна из моментальных картинок боя.
Я зажмурил глаза, второй раз протянул руку к вертолёту. Вдруг, и второй раз, то же! Но, не ударило. Я схватился за вертолёт, потянул вверх плащ-палатку. Серёгу закинули внутрь. Изнутри на нас выкинули АГС. Вертушка завалилась на бок, пошла вдоль склона в сторону полка. Летуны пытались прижаться к склону, чтобы как можно быстрей уйти от обстрела в «мёртвую зону». Командир летунов явно шарил. Экипаж этого вертолёта рискнул машиной и своими жизнями, они пошли против приказа командования и инстинкта самосохранения, но раненого Серёгу из-под обстрела вытащили живым. Это герои без всякого сомнения!
Мы побежали в укрытия.
По позиции душманов долбила артиллерия.
На Четвёртую точку ворвался Хайретдинов:
- Манчинский! Докладай, все целы?!
- Все. Только, Бурилов.
- КРАК!!! – По духовской позиции ударил залп. Скалы заволокло черным тротиловым дымом.
- Что с Буриловым?
- Жить будет! Оболочкой от пули в ногу получил. Он весь бой под масксетью провалялся.
- Хм. – Хайретдинов перестал сверкать глазищами. От известия, что солдат будет жить, Хайретдинов улыбнулся. – Хм! Во, мужики! Вот, кто всех наегорил!
- КРАК- КРАК- КРАК!!! - По духовской позиции молотила артиллерия.
- Раненый! ОСТАЛСЯ НА БОЕВОМ ПОСТУ!!! – Хайретдинов сверкнул зубами на ширину приклада.
- Это тебе не фунт изюму! Это Орден Красной Звезды! Или нет, нет! Это м-м-м, это Орден Сутулого Третьей Степени*! А-а-а-а-Ха-Ха-Ха!!! Бурилов! А-а-а-а, и почётное звание – Помошник Героя Советского Союза!!! А-а-а-а-Ха-Ха-Ха!!!
Обстановка была разряжена. Только что все бегали под пулями, падали, прятались, стреляли. А теперь артиллерия бъёт по духам. Вертолёт душманы сбить не смогли, в атаку на пост теперь не пойдут. Они не прорвутся к посту сквозь огонь артиллерии. Душманам ничего хорошего не светит, им остаётся только быстрее покинуть свои позиции и уносить ноги, пока ещё целые.
Мы повалились на землю, стали покатываться от смеха из-за шуточек Прапора. Ржали, как неделю не ржавши. Адреналин из нас так выходил.
- Товарищ прапорщик, а Вас духи на скале почему не застрелили? Из-за бороды? Подумали, что это свой душман в тылу врага?!
- А-а-а-а-Ха-Ха-Ха!!!
Минут двадцать гарнизон поста Зуб Дракона катался в горной афганской пыли, хохотал до изнеможения.
Через двадцать минут безудержного веселья Хайретдинов проржался. Встал на ноги. Утёр слёзы умиления. Затем разогнал нас всех по штатным постам. Чтобы все вели наблюдение и держали ухо востро. Война началась. А это тебе не фунт изюму.
* Орден Сутулого Третьей Степени – это выдуманное название несуществующей награды. Типичный пример армейского юмора.
Вертолёт с Серёгой Губиным улетел. Хайретдинов разогнал нас по укрытиям. Мы с Андрюхой Шабановым и Олегом ушли на свой пост. Туда же пришкандыбал Маломанов. Поставил на приклад мой пулемёт.
- Вот я им дал, этим духам!
Это мой пулемёт. Я внимательно осмотрел его. Обнаружил, что у магазина через дырочку жёлтый капсюль светится. Это значит, что магазин полный.
- Маламон! А магазин-то на пулемёте полный.
- Я потом зарядил. – Сказал Маламонов и быстро-быстро куда-то засобирался. Свалил от нас в мгновение ока.
Мне стало интересно. Трепло Маламон, или не трепло? Вроде бы, дембель, вроде, должен отвечать за свои слова. Я подошёл к пулемёту, снял магазин, вывернул у пулемёта внутренности, протёр пальцем в патроннике. Чисто! Блестит. Как я вчера почистил, после стрельбы по Хисараку, так и блестит.
- Трепло Маламон! – Я показал пацанам чистый палец.
А потом мы пошли за водой. Прямо под ту высотку, с которой полчаса назад по нам стреляли душманы. Мы набегались по жаре. Навоевались. Это на бумаге рассказ укладывается в полторы страницы. А в реале – это полжизни! Бой кончился, ты вымотанный. Ты хочешь пить, пи-и-ить!
Поэтому, мы с Бендером и с Андрюхой Шабановым пошли к Хайретдинову.
Я не помню, кто первый затолкнул мысль о том, чтобы сходить за водой. Вроде бы, Шабанов. Он всегда на острие атаки, впереди планеты всей, наперевес с автоматом.
Не важно, кто первым придумал эту мысль. Важно, что Манчинский нам втихаря рассказал, куда они с Ызаевым ходили с поста искать воду. Так же, как и мы, когда Хайретдинов ложился спать, Манчинский с Ызаевым выходили на поиски воды. Ызаев – из Киргизии. Знаете, какие в Киргизии горы? Вот они с Манчинским воду и нашли. Поэтому, я точно знал, что Ызаев подорвался не из-за туалетной нужды, а из-за воды.
Ну и вот. Манчинский рассказал нам – как надо идти к источнику. Но сказал, что сам разговаривать с прапорщиком не пойдёт. Потому что прапорщик его расстреляет. Тогда я сказал, что я, всё равно, для Хайретдинова – «Сраный Химик». Я пойду и скажу, что я знаю, где вода. Скажу, что мне сержант-сапёр рассказал. Манчинский грит:
- Ну, нормальный ход! Иди.
Я пошёл. Андрюха Шабанов и Олег полезли по скалам со мной.
Хайретдинов выслушал меня, сморщился. Через щетину небритости было видно, как по его лицу перекатываются желваками душевные терзания. Мы-то хоть мутной воды позавчера попили! А он – нет.
Мы не зажали для него воду! Мы просто не посмели сказать ему, что нарушили приказ, что уходили с поста и принесли мутную воду. Нам не жалко было воды для Командира. После той истории на подъёме, когда Хайретдинов разделил на нас на всех СВОЮ ПОСЛЕДНЮЮ воду, тут даже базаров никаких не могло быть, чтобы мы зажыдили от Командира хоть глоток воды. Мы не зажидили, мы боялись взыскания. Мы нарушили приказ и боялись доложить. А после этого, нехило всем задуматься о том, что верой и правдой выполнять свой долг и приказ, это – штуковина наказуемая!
Хайретдинов, вымученный жаждой, измотанный боем, в котором он только что потерял бойца, выслушал мой доклад. Он сидел и боролся с собой. Если бы не такая жажда, то он, однозначно, запретил бы уходить с поста. Но, мы не просились бы за водой, если бы не такая жажда.
По иссушенному лицу коменданта буграми бегали желваки. У него, у коменданта, душманы только что завалили бойца. Теперь ему предлагают отправить ещё пятерых бойцов под душманские пули! Этим тупорылым малолеткам, этим девятнадцатилетним дуракам, им ещё не понятно, что такое жизнь! Они готовы рискнуть своими жизнями. А как он может их отпустить? Он – взрослый человек, он отвечает за этих балбесов. Он отвечает за пост! Кто будет оборонять пост, если духи завалят ещё и этих пятерых?! Как их вытаскивать, если их зажмут духи?! А приказ Командира Полка? Что, вот так взять и нарушить?! Забить болт на приказ, послать людей на гибель, сдать духам пост?
Но жажда жуткая! Сдохнем все здесь, если не принести воды. И люди погибнут, и пост духи захватят. Получается, что надо положить хрен на приказ?
Несколько минут он сам с собой боролся. Побороть не смог. Засушенный, замученный человек не нашёл в себе сил нарушить приказ.
- Так. Пошли к старшему по званию! – Хайретдинов поднялся на ноги и пошёл к СПСу в котором сидел Ефремов с радиостанцией.
- Товарищ старший лейтенант! – Хайретдинов очень официально обратился к Ефремову. – Обстановочка у нас…
- В чём трудности? – Ефремов держался двумя руками за ушибленную булыжником голову. Как-то так по-домашнему прозвучало это вот его «в чём трудности?», что Хайретдинов сдулся, выпустил из себя внутреннее напряжение.
- Воды нет. Последнюю воду отдали Губину. Вот бойцы собираются в поход за водой. Чё скажешь?
- Приказывать не могу. Риск большой… и приказ Кэпа. Если пойдут добровольцами, то отпущу.
- Согласен! – Хайретдинов аж просиял лицом. Повернулся ко мне, погрозил перед моим носом пальцем. - А ты смотри, с-сту-дент! Если духи убьют, то лучше не приходи тогда. И на глаза мне не попадайся!
- По красной ракете каждый возьмите. Если капут будет приходить – запустите! Не сможем оказать помощь, так артиллерией накроем. – Ефремов посмотрел на снайперку Олега. – Герасимович засядет в той точке, где начнёте спуск. И смотреть там в оба! Особенно, на обратном пути!
До сих пор Гакил Исхакович уверен, что это мы с Герасимовичем нашли воду. Потому что мы пришли и предложили сделать вылазку за водой. Но этот источник не мы нашли. Это очень важный поступок, очень смелый, очень нужный для нас, для всех! Таким поступком можно и нужно гордится всю жизнь. Этот поступок совершили Манчинский с Ызаевым. Ту, ГЛАВНУЮ ВОДУ нашли они!
Фотографии Ызаева у меня не сохранилось. Мы с ним в те времена были молодыми солдатами. Кто даст молодому солдату фотоаппарат? Лопату ему! Поэтому нет фотографии Ызаева. Фотография Манчинского Александра у меня есть. С удовольствием и гордостью прилагаю эту фотографию. Это он уже на дембеле. Красавец парень! Жалко, медали не полностью поместились в объектив. Что там у него? «За отвагу», по-моему! И ещё что-то…
Через три минуты сборов мы потопали через Четвёртую точку, к вертолётке. Перешагнули поставленную на растяжку гранату. Зашли на вертолётку. Духовский пулемёт не стреляет. Мы потопали в сторону духовской позиции.
Дошли по тропе до скал, в которых начинался спуск. Ефремов дежурил на рации, держал связь с артдивизионом. Высотка пристреляна артиллеристами. Если духи вернутся, то их уничтожат. Но всё равно, как говорится, осадочек-то остался. По тебе только что долбили из пулемёта, с этой высотки! И из нескольких автоматов. А ты теперь под эту высотку идёшь. Весёленькая прогулочка!
Бендер по огромным валунам залез в скалы, занял позицию.
Мы начали спуск вниз. Впереди Манчинский, он дорогу показывает. К прапорщику Манчинский не пошёл, а под сопку, с которой стреляли душманы пошёл. Первым идёт. За Манчинским – Шабанов, я, Орёл и Мишка Мампель. Час назад, вот с этой сопки, пацану прострелили панаму на башке. Он идёт с нами.
Минут через 5 дошли до края огромной скальной воронки.
- Вон там! – Манчинский указал в огромный каменный мешок. За край воронки.
Мы заглянули за край. От места, где мы стоим, вниз шла узкая полоска почвы, до самого дна этой воронки. На дне тропинка упиралась в яркую зелёнку. Туда показывал Манчинский.
В воронку слезли трое. Двое осталось прикрывать сверху. Ждать, пока вернётся первая группа.
Первая группа спустилась в распадок. Обнаружила на дне распадка целый ручей. Вдоль ручья наросла зелёнка. От неё аромат трав – башню срывает! И природа вокруг! Теперь я понимаю, что такое красивая природа в горах. Это там – где вода!
- Мужики, гляньте. На гребне – чья-то бошка!
Точно! На фоне неба – силуэт. Дистанция большая, а ещё светлое небо засвечивает. Разглядеть без бинокля не получится. Но точно видно, что это не скала, это – живое существо. Кстати, немцам – про рентген: запоминайте, почему не надо перелазить через гребень. Полезешь, и вот так же засветишься!
- Может, это варан? Или орёл сидит на скале?
- А может, духовский наблюдатель, у которого Бендер матрас спионерил. Шляется теперь по горам горемычный, мается в неуюте.
- Давай ему башку прострелим? Шоб не мучился?
- Не надо, пацаны! – Шабанов, солдат, который первым лезет с автоматом наперевес в любую заварушку, говорит вот такие слова. Что это с ним? Постарел, что ли, за пару дней? Или помудрел?!
Через несколько месяцев командир Шабанова Ефремов будет сдавать взвод другому офицеру, будет писать характеристики на каждого солдата из взвода. Про Шабанова напишет «Отважен. Инициативен. Надо останавливать.» Сегодня инициативный Андрюха Шабанов говорит нам, чтобы мы не стреляли. Что за чудеса?! Чего я такого в жизни не понял?
- Почему?
- Даже, если это духовский наблюдатель, то духи нас пока не видят. А если варан или орёл, то, тем более, не видят. Если выстрелим, то засветимся. Если засветимся, то нас здесь зажмут! И наверх не пустят, только если вниз уйдём. А тогда наши останутся на Зубе без воды. Им настанет жопа! Не тот расклад для нас, чтобы залупаться. Сперва выполним одно, потом возьмёмся за другое. Сперва принесём нашим воду, потом будем духам бошки простреливать!
Аргументация была железобетонная. Поэтому залупаться мы не стали. Принялись заниматься выполнением поставленной задачи.
Хочу показать фотографию этого солдата (сержанта), которого надо останавливать. Боже, до чего внешность обманчива! На фотке такой безобидный мальчуган! Ни за что не подумаешь, что он прошёл штук 50 или 60 боевых операций в разведке, в непосредственном соприкосновении с противником в горах.
Воды мы набрали. Среди камней била струя, толщиной в руку. Мы набрали воды во фляжки. РДВ-12 (рюкзак для воды 12 литров) была с собой, тоже моментально заполнили. Это – не из грязной ямки котелком черпать!
Потом все умылись. Вода была прозрачная, ледяная.
Потом наша группа полезла из каменного мешка наверх.
Блин, виды завораживают! Стены скал – почти вертикально над тобой. Ты, маленькая такая букашечка, ползёшь, карабкаешься наверх. А над головой в прозрачном небе орёл кружит. Я не могу без мата описать всю мощь и красоту этих горных пейзажей!
Мы вылезли, вторая группа слезла. Мы засели в скалах, водили стволами по всем роскошным пейзажам. Но, нормально! Обошлось. Духи сосцали на нас рыпаться.
Когда мы пришли на пост, Хайретдинов нас чуть ли не обнимал. Грит, молодцы! После боя ещё и за водой сходили! Под высоту, на которой был противник! Грит, буду в роту по рации «звонить». Буду просить, чтобы представили к наградам. Вплоть, до ордена!
Так я получил медаль «За отвагу». Хайретдинов сдержал своё слово. Я слышал, как он по рации разговаривал с Рязановым. Говорил слова «Вплоть до ордена!».
Теперь мне очень хочется посчитать заслуги. Мне кажется, эта история очень поучительная. За что я получил медаль?! Половину боя я проспал. Я специально привёл два рассказа: мой и Андрюхин. Можно сопоставить, как проходил бой, и какую часть этого боя я застал. Где-то, половину я застал. Потому что спал после ночной смены. Очнулся я от того, что Бендер кричал Хайретдинову, что Губина ранило. Друга ранило, только от этого я и пришёл в себя. А дальше я оказывал помощь другу. Весь бой «вытянули» на себе: Саня Манчинский, Андрюха Шабанов, Андрюха Орлов, Ефремов и Хайретдинов. Ну, хорошо, Саню Манчинского наградили. А Орла? А Шабанова? А Ефремова с Хайретдиновым?! Ну хорошо, ну потом мы за водой сходили. Опасное было мероприятие, но Шабанова – почему не наградили? Я знаю, почему.
Шабанов ржёт надо мной, говорит:
- У тебя боковое зрение было сильно развито. А у Мишки Мампеля – нихрена! Поэтому, ты всегда нахимичишь, напаскудишь, взорвёшь что-нибудь и вовремя смоешься. А Мишка – нормальный пацан, но он всегда попадётся на глаза Командиру не в то время и не в том месте! В результате, Мишка всегда виноват, а ты всегда – не при делах. Мы тебя за эту способность всегда отправляли к командирам переговорщиком. И всегда всё проходило путём!
Да, да. Именно, так. С водой история – из этой же серии. Манчинский геройствовал в бою, Манчинский нашёл воду, Манчинский шёл впереди группы к той воде. А меня назначили переговорщиком. Из-за этого я зарисовался в глазах у Командира. В результате у Командира образовалось мнение, что я вдохновитель всех наших побед, что я – герой! Учитесь, парни. Развивайте боковое зрение!
Понятно, что я говорю это с иронией. Когда собирались за водой, я меньше всего думал о наградах. Все думали, как выжить. И я тоже. Однако, как говорится, в каждой шутке - есть доля шутки.